Сам погибай, а товарища выручай

Глава I. Научный эксперимент

Какое счастье, когда на всё лето закрывают детский садик, не нужно рано утром вставать и умываться, есть на завтрак манную кашу, спать в тихий час. Поэтому я лето больше всего люблю. Тем более, когда бываю в гостях у бабушки с дедушкой. Но дома тоже ничего, нормально, жить можно. Особенно, когда старший брат мне что-нибудь подарит.
И вот обычный летний денёк в самом разгаре. Я сижу на крыльце своего дома и занимаюсь наукой. Мне как раз вчера Ванька лупу подарил. В неё всё-всё видно: и маленькие буквы в газете, и лапки у жуков, и даже звёзды на небе – правда, чтобы их увидеть, нужно ночью смотреть.
Сижу я, значит, ловлю солнечный свет и направляю луч прямо в коробок. Сижу не двигаюсь и даже не дышу. Любое движение – это помеха науке, каждый знает. Поэтому я очень напрягся, даже пот пошёл. «Что ты делаешь?» — с интересом спросил меня Вовка, который только что подошёл. А я, как сидел, так и сижу, как вкопанный, останавливать-то эксперимент нельзя, иначе всё: пиши пропало. Может взрыв случится или ещё хуже – радиация. Придётся тогда всему нашему посёлку в Сибирь переезжать или на Алтай. Поэтому я к Вовке даже лицо не стал поворачивать, лишь пот со лба стряхнул рукой и, как сидел, так и говорю: «Не видишь? Я нахожусь на пороге научного открытия». «ЗдОрово! А можно и мне постоять на пороге открытия?» — спросил меня Вовка. «Конечно, можно»,— ответил я: «Ведь ты мой лучший друг». После чего я оторвался от дела, подал ему в руки большую лупу и сказал: «Направляй луч прямо в коробок, продолжая жарить дохлых мух. Они ещё вчера кусались, а сегодня на мухоловку попались». «А зачем их жарить?» – спросил Вовка. «А кто знает? Это же научный эксперимент. Вот дожарим, там и увидим», – ответил я. «А что потом?» – не унимался Вовка.
– Скорее всего, меня наградят медалью за заслуги перед человечеством. Ну, и тебя, конечно, тоже. И в будущем благодарные потомки назовут главную улицу посёлка нашими именами или даже самую яркую звезду из далёкой галактики.
– А кто такие потомки?
– Потомки – это люди такие, которые будут жить после нас. Ты жарь давай, не отлынивай!
Где-то через час нам надоело их жарить, и Вовка предложил идти ловить тритонов на пруд. Я согласился, мы отложили наш научный эксперимент на потом. После чего я занес лупу домой, и мы пошли. По дороге мы встретили Семёна, он сказал, что ему скучно одному, после чего он попросился идти с нами.

Глава II. Полундра!

Семён оказался очень полезным товарищем. Во-первых, он угостил нас леденцами на палочке. Во-вторых, он рассказал нам удивительную историю про кикимору, живущую в пруду. Ну, а в-третьих, он единственный вспомнил, что понадобится трехлитровая банка для наших хвостатых земноводных. И я прямо зауважал его за то, что он такой умный.
Дойдя до пруда, мы довольно легко изловили руками пару гребенчатых тритонов, а чтобы они не разбежались кто куда, тут же усадили их в банку. А когда мы подошли к середине водоёма, то заприметили старенький плот возле берега, в середине которого торчал шест. Плот был намокший и с трудом держался на плаву. Вдобавок он был очень неустойчивый и всё время норовил перевернуться.
Забравшись на плот, мы решили, что это пиратский корабль, и он непременно должен отправиться в морской поход, а затем на необитаемый остров, который находится в центре пруда, так как там, могут быть спрятаны сокровища. Да и тритонов там наверняка больше, потому что мальчишки не ходят на остров и не ловят их.
Я крикнул: «Чур, я капитан!» – и встал на корму у штурвала, ухватившись двумя руками за шест. Семён был боцманом и стоял в центре плота, а Вовка – штурманом, и он должен был смотреть вперед, чтобы мы не наткнулись на мель. Оставалось ещё придумать название корабля. Нужно было сделать выбор между «Мокрый» и «Резвый». Поспорив, мы остановились на названии «Резвый», потому что «Мокрый» хоть и правда, но как-то не по-пиратски. А когда мы дали имя нашему кораблю и распределили на нём обязанности, то каждый занял своё место. И мы наконец-то отправились в плавание. Я отталкивался шестом и орал что было мочи: «Поднять якорь! Все наверх! По местам стоять, полный вперёд!»
Через десять минут нашего путешествия, когда до острова оставалось рукой подать, на корабле начался мятеж. Боцман и штурман начали толкаться и громко спорить за почётное право первым ступить на сушу. Вся эта возня в носовой части нашего корабля привела к тому, что плот начал раскачиваться и банка с тритонами опрокинулась. Что тут началось! Вовка потянулся за банкой, надеясь её поймать, но плот уже так сильно раскачался, что он сам потерял равновесие и начал падать, сильно размахивая руками в воздухе, как будто он уже плыл баттерфляем. Семён попытался спасти Вовку и схватил его за рукав рубашки. Только Вовка оказался тяжелее, и поэтому Семён полетел следом за Вовкой. В ту же секунду я понял, что мой боцман и штурман вот-вот окажутся за бортом. Спрашивается тогда, какой из меня капитан, если я останусь без команды. Я, не раздумывая, оставил шест и бросился на выручку к своим друзьям. Пытаясь их схватить и удержать, я и сам начал падать, а из-за того, что мы все собрались в одном месте, наш плот принял практически вертикальное положение. Я только и успел крикнуть: «Палундра!» – и все мы полетели в воду друг за другом. К счастью пруд был неглубокий, где-то по пояс и мы благополучно вернулись вброд, на тот берег, с которого так всё хорошо начиналось.

Глава III. Ливень

Стоя на берегу, мы переглянулись, и Семён вдруг начал громко смеяться, показывая на меня пальцем. «Ха-ха-ха! Ты похож на кикимору!», – сказал он. «Почему это!» – возразил я. «Ты такой же мокрый и с болотной тиной на голове», – сказал Семён, и тогда я тоже засмеялся, а потом посмотрел на Семёна и стал смеяться ещё громче, потому что он был, пожалуй, чумазее меня, и уж кто-кто, а он точно был похож на кикимору. Только Вовка не засмеялся, а, выжимая рубаху, сказал: «Если батька узнает, что я на плоту катался, то всыплет он мне тогда солдатским ремнём, да так, что на стул потом весь день не присядешь, и не видать мне на день рождения заводной пожарной машины с выдвижной лестницей, а я, между прочим, о ней уже год мечтаю». «И мне достанется от родителей», – сказал Семён и перестал смеяться. «Да, дела, братцы, а меня на неделю под домашний арест», – сказал я и почесал затылок. «И что же мы теперь будем делать?» – тяжело вздохнул Вовка. И стало ясно, что без заводной пожарной машины с выдвижной лестницей он, пожалуй, не проживет и двух дней. И вот хорошо, что мы взяли на пруд с собой Семёна, потому что он тут такое придумал, что я его зауважал ещё больше. «А давайте скажем родителям, что мы под ливень попали, – сказал он. – Вот мы как-то в начале лета, шли с мамой из детского сада, и вдруг дождь начался, да такой сильный, что улицы не видно было, а все лужи покрылись большими пузырями. Мы тогда промокли с головы до ног, а когда домой прибежали и переоделись, мало того, что меня мама не ругала за мокроту, так мы ещё и чай горячий стали пить с малиновым вареньем. Я варенье и на хлеб намазал, и в чай положил, и так ещё две ложки варенья съел или даже пять». Потом Семён ещё немного подумал и добавил: «Вот бы и сейчас пять ложек варенья дали». «Ну, ты голова!» – сказал Вовка и сразу же повеселел. «Точно, скажем все как один, что попали под ливень: троим-то нам точно поверят», – добавил я.
Придя домой до прихода родителей с работы, я успел переодеться и развесить свою одежду на бельевых верёвках во дворе в надежде, что они ничего не узнают. Но, кажется, мама с папой всё равно что-то заподозрили, потому что когда они вечером поливали огород, пришла Вовина мама и спросила их, а не промок ли и я за компанию с её сыном Вовкой под проливным дождем в этот ясный и солнечный день. После чего они долго и громко смеялись.

Художник-иллюстратор Henry Hintermeister