Конкурс прозы 11

 Называйте меня Евласий. Нет. Не зовите. Конечно, это неправда. Никакой я не Евласий. Мне показалось, что будет забавно так начать мое повествование удивительной истории о моей жизни, но я заблуждался. Это была глупая, ничем серьезным или хотя бы приемлемым не оправданная ложь, за которую я хочу извиниться. В моей прозе ее быть не должно. Никакого обмана. Никаких прикрас. Никаких поэтических вольностей, способных пусть на самую малость, но исказить факты или подать их не в том свете, в каком следует.
***
В этой истории все – правда. От первого до последнего слова, от первой до последней капли чернил, от первой до последней пушинки на опахале моей клавиатуры.
Все началось в одной маленьком, но прекрасном городе, когда я учился в школе.
***
Стояло теплое, приятное, золотое и послушное лето. Я прогуливался по городу, с праздной улыбкой бездельника разглядывая прохожих, и радовался чистому асфальту и бархатному прохладному ветерку, дувшему с Лимана. Почти все корабли ушли в плаванье – кто за рыбой, кто на ту сторону, а кто по делам другого рода, о которых лучше не знать впечатлительным читателям, - одним словом, это был восхитительный во всех отношениях период тишины и чистоты. Навстречу мне шли три молодые девушки. Их одежда была яркой, даже слишком или это мне так показалось по крайней мере. В показной радости, которой они не стеснялись, в простоте улыбок, которые бы все дамы себе пожелали, чувствовался нежный, как запах их молодых и здоровых тел, аромат свободы, раскованности и спокойствия. Облокотившись на качелю, я любовался стройными талиями, тонкими руками, выглядывавшими из-под длинных рукавов, и крепкими, сочными грудями, чью упругую и задорную юность не могло скрыть ни одно платье.
Но больше всего, больше, чем соблазнительная свежесть тел, меня привлекали их лица. Худые, овальные, с выдававшимися скулами, эти лица невозможно было назвать красивыми, но, вне всякого сомнения, они были очаровательны. Эти вздернутые носики, эти розовые девственные губы, эти мягкие, как прибрежные воды, волосы, эти блестящие, полные жизни и солнечного света глаза…
***
Я был молодым повесой и вел жизнь беззаботную, то есть скучную. Учился не покладая рук, из этого я не подчерпнул ничего, кроме тяги к пустым умствованиям, положение в обществе я не достиг, да и не стреился особо, а развлечения, к коим из-за их доступности я охладел неприлично быстро даже по меркам моего ленивого поведения.
Чего я действительно хотел, так это счастья или хотя бы пары дней волнительной жизни, исполненной грубой романтики и страстных порывов моей, как мне тогда казалось, омертвелой души. Когда я добрался до нужного мне места, я присел и погруженный в собственные мысли, не видящий ничего вокруг себя, в том числе пышущий пламенем закат и сияющие вечерней зарей стада густых облаков, набежали сумерки. Просидел я на скамейке достаточно долго, размышляя о чем-то что, и не придет в голову ни одному нормальному человеку. Я встал и пошел куда глаза глядят. Я и не заметил, как остановился и неморгающим взором уставился на девушку. Прошла наверняка не одна минута, прежде чем я понял, где нахожусь. Солнце, вальсируя на волнах облаков, погрузилось в сон. Лишь на с горы мелькал одинокий огонек. Я приблизился к ней...
***
Позже я узнал, что это была моя одноклассница, её звали Фаина, однако она была прекрасна. Целыми днями я наблюдал за ней, не произнося ни слова, с подозрением смотря даже на тех, кого я давно знал. Она всегда была сосредоточена, собрана и расслаблена. Впрочем, последнее мне могло только казаться из-за её сурового вида и природной склонности к аскетизму. Она не менялась и в тот момент, когда была расстроена. Признаться, я не помню ни одного случая, когда изменилось хотя бы её дыхание: всегда, как бы ни было тяжело или страшно, она дышала ровно и глубоко. Не знаю, что нашло на меня тем вечером, какие волшебные глаза, дурманящий запах её духов, как заманили меня величественные очертания её лица, но следующим утром, проснувшись на рассвете и собрав рюкзак с самыми необходимыми предметами, я с твердым намерениеми вышел из дому и пошел в школу. Объянить это сложно, и думаю это будет излишним. К тому же я не полностью уверен, что меня, зеленого юнца, ничего не знающего о любви, но привыкшего строить из себя абы кого, что-то да и получится Когда я спускался в низ по дороге, мои руки тряслись, а по вискам катились капли пота. В школе, как и обычно, сидела она. Скрестив ноги, она сидела и мило беседовала с подругами. Дрожащим голосом я попробовал привлечь её внимание, но она никак не отреагировала, словно бы меня не существовало. Я прошел чуть дальше и к своему счастью заметил тучного человека, расслабленно лежащего на парте.
«Конечно, присаживайся, - кивнул он, после того как я изложил ему мою просьбу».
Это был Руслан. Он нехотя убрал голову с парты и показал парту на которой остались его слюни. Руслан был человеком большим, я бы даже сказал угрожающим на вид, но с добрым сердцем, по-детски чистой, не тронутой злобой душой и большим животом, в который он с наслаждением вливал литры воды и еды. Мы с ним быстро подружились. Он стал моим наставником. Руслан рассказывал мне, что-то про мультики, и что запросто мог сутками их смотреть. Думаю, он привирал; может быть, неосознанно, может быть, он сам верил в это, но зачастую он говорил о таких чудесах, какие просто не могли происходить. С другой стороны, откуда мне знать?
В этом классе мне довелось увидеть столько невероятных вещей, что до сих пор не покидает ощущение, будто я вернулся из сказки. Правда, с печальным концом. Как я уже сказал, Руслан любил поесть. Еда действовал на него по-разному. В хорошие дни он был весел, балагурил, становился душой любой компании, в какой оказывался, и выглядел совершенно счастливым. Если мы сидели на уроке, Руслан немного засыпая, но стараясь не показывать этого, и подумывая о перемене, иногда он рассказывал что то про мультики, которые были напрочь лишены сальностей и жестокости. Мне нравились его рассказы, да и тем более забавные были. Однако бывали и плохие дни. Тогда он не приходил в школу. Однажды он признался мне, что горюет о том, он стал, пузатым увальнем, которого держат за объкт забавы. От всех попыток его переубедить он с грустью отмахивался. Вначале он познакомил меня с Александром. Я никогда в жизни не встречал такого противоречивого человека, как Саша.
***
Временами чудилось, что в нем живут две разные личности. Пока дело не доходило до разговора о играх, он был спокоен и невозмутим. С чем бы он ни сталкивался, все вызывало у него либо безразличие, либо легкую улыбку вежливости. Но стоило показаться что мы идем к кому то, Саша как будто сходил с ума. Он сам хватал нас и все быстрее быстрее шел, если ему казалось, что мы идем без должного старания. Он видел дом – и на этой темно-серой или снежно-белой громаде мир для него заканчивался. Оставались ступеньки, Саша и его походы в гости. Все остальное переставало существовать. Жизнь и смерть сливались воедино. Сашей восхищались, но его и боялись.
На пути к нему, обезумевшему, яростному и неудержимому, ни один человек не шел добровольно: все знали, что его одержимость уже стала причиной смерти множества холодильников. Но признаюсь. Сложно было найти человека добрее. Он всегда готов был выслушать, всегда старался отнестись с пониманием, ни разу он не повысил голос и ни разу не поднял ни на кого руку. Я никогда не слышал о таком, а тут стал свидетелем: каждый человек души не чаял в нем. Его все любили. Если бы у нас была возможность, я пожалуй, установил бы Саше памятник при жизни и по утрам носил бы к нему пышные букеты цветов и баночки с едой. За столом, опершись на руки и устремив помутневший взор в стену, сидел молодой человек моего возраста. Вернее, так я сперва подумал.
***
Мне не верилось, что юноша может так безнаказанно мошеничать. Как он так делает? Зачем он это делал? Что он понимает? Что он видел? Затем Руслан назвал мне его возраст, и я был поражен, что человек настолько старше меня выглядит едва ли не моложе. Чаще всего Паше - так его звали терпимо относился к тому, что незнакомцы записывают его в обычного мошенника, однако иногда и он не выдерживал. Как-то раз, поговаривают, в некой далекой стране Паша спустился с горы и решил зайти в местный трактир. Он заказал у трактирщика лимонад, на что тот предложил ему сбегать домой и спросить разрешения у отца. Через секунду Паша понял что трактирщик его не знает, он схватив трактирщика за жирный подбородок, и украл у него стакан, невероятно. Пока трактирщик, не замечал этого, Паша подошел к бочке с лимонадом, откупорил ее, выпил стакан, бросил деньги и пошел домой, позже он вернулся, забрать свои деньги которые бросил. Увидев меня, Паша ухмыльнулся. Он сказал готовиться к новой афере. «Через день-другой у тебя кое чего уже не будет», - сказал он, и в его голосе мне послышались нотки отрешенности.
«Подумай хорошенько, готов ли ты потерять это. Ты вряд ли вернешь это. Подумай».
Я посчитал, что Паша лжет, желая отдать дань традиции, и я не принял всерьез его предупреждение. Я ошибался. Мне действительно следовало хорошенько подумать и тщательно все взвесить. Я не был готов к тому, что меня ожидало. Если бы я только знал, куда приведут меня поиски острых ощущений и своего пути в этом мире. Если бы я только знал...

 Рассказ 1  Рассказ 3 Рассказ 4 Рассказ 5 Рассказ 6 Рассказ 7 Рассказ 8 Рассказ 9 Рассказ 10