Два слова про “Тайные виды на гору Фудзи” Виктора Пелевина
Книжка закончилась, перестала звучать в ушах. Наступила тишина. Голос в наушниках сообщил: «Закончен 5-й километр» Значит до дома еще бежать два с половиной. Включить что-то еще? Нет, не хочется. Добегу в тишине.
Гори, гори мое паникадило,
А то они склюют меня совсем.
Вот, собственно, и вся книжка. Вся да не вся.
Говорят Пелевин бегает по утрам в Битцевском лесопарке. Может врут люди. А может и нет никакого Пелевина вообще. Это мои места. Сколько раз гонял я там на велосипеде в те далекие задротно-прыщавые школьные годы. Помню мама перед выходом из дома непременно произносила свою любимую шутку: «А ну ка, повтори слова, которые нельзя говорить!» «Да, знаю, знаю.» - отвечал я, стаскивая тяжелую Украину по ступенькам лестничной клетки.
До леса было недалеко. Через пустырь, потом через трамвайные рельсы, а там и лес. Да не лес конечно, именно что лесопарк. Весь в истоптанных толпами горожан дорожках, замусоренный и пыльный.
Я въезжал в него на полной скорости. После асфальта, укатанные грунтовые тропинки казались мягкими, и я катился по ним, как по желобу, легко и весело. Постепенно городской шум стихал и становился слышен шелест листвы и щебетание птиц.
Так я и влетел тогда на ту полянку. Я собственно и увидеть то ничего толком не успел. Под кустом орешника двое на смятом полотенце, голые мужские ягодицы, освещенные солнцем, движение вниз и вперед, белая откинутая на зеленую траву женская рука. Я пролетел, как вихрь. Сколько это было? Три секунды? Четыре? Полтора движения ягодиц?
У меня перехватило дыхание от страха. Чего испугался? Смешной. Я вдавил педали на всю. Так и докатил до своего дуба, как-будто кто гнался за мной. Дуб был высокий, развесистый. На высоте метров десять, было место, где можно было удобно расположиться. Там только и отдышался. А в голове все крутилось это, увиденное мной, трехсекундное кино, которое с каждым разом обрастало новыми подробностями и новыми персонажами.
С дуба падают листья ясеня.
С дуба капает сок березовый.
Над лесопарком все время летали вертолеты. Говорили что где-то рядом есть военная часть или какой-то аэродром. Наверное и сейчас там летают. Кого они туда возят? Не меня ли? Да нет, не меня.
Это все не то. Это все мы давно проехали.
Эх, вляпались мы в эту жизнь. И главное что завели нас довольно далеко, завели и бросили. Помню приезжал Юрский, читал стихи. Два часа нирваны. Руки мои были в слезах до локтей. А в конце программы он сел за стол и с невыразимой серьезностью начал читать свои абсурдистские рассказики. Довел зал до истерики, до боли в животе, когда нет уже сил ни смеяться ни плакать. Что это было? Как туда теперь попасть? Кто проведет?
Вот вы скажите, можно ли сегодня поговорить о чем-то серьезно? Как? С кем? Ведь уже и не помним, как это. Все кругом стеб да троллинг. Прав Пелевин, надо додавливать до конца, до предела, до самых помидоров. Только там где троллинг доведен до максимума может забрезжить тонкая полоска серьезности. Инь-Янь, твою мать. А серьезность это ведь новая нежность. Нежный он писатель. Этим и берет.
А ползти будем вверх. И не потому что надо как-то противостоять сползанию коллективной улитки по градиенту в хаос, а просто потому что нет у Кобаяси никакого вопроса, а есть прямое указание ползти. И всякий вопрос может только все испортить.
Май на дворе, ребята. Кругом цветет май.
P.S.
Смешно. Подумалось что феминистский экстрим хочется пролистывать, т.е. перематывать, как когда-то описание салона Анны Павловны. Вроде как это все для девочек. Простите, Лев Николаевич.