«Казус крошки сына»
(Или разговор о том что такое черное и белое в нашей жизни)
Крошка сын к отцу пришел ...
Конечно, детям нужно расчесывать извилины этическим гребешком: вот тут, слева, хорошо, вот тут, справа, плохо. Детям это нужно как система координат, чтобы потом явления жизни оценивать. Но очень скоро даже дети сталкиваются с явлениями противоречивыми: с одной стороны, хорошими, с другой — нет.
Старшеклассник побил среднеклассника, который младшеклассников обижал. «Папа, он хороший?» — «Иди, сынок, сюда, сейчас я тебе прочту стишок про амбивалентность». Так скажет умный папа. Он посадит кроху на колени и объяснит ему понятие «противоречивый», намекнув заодно, что во взрослой жизни таких явлений будет куда больше, чем однозначных.
Но, видимо, не все папы умные, потому что количество взрослых людей, не желающих мириться с противоречивостью жизни, чрезвычайно высоко. Вот хоть тресни — хотят они запихнуть жизнь в рамки бинарной этики. Либо хорошо, либо плохо. Только после этого могут спокойно заснуть.
Наблюдать таких людей в их неравной битве с хаосом — одно удовольствие. Например, идет такой принципиальный человек по своему черно-белому миру и вдруг вляпывается в серую зону непонятной этической принадлежности: вроде белое, а если прищуриться, то черное.
Переспала, например, учительница двадцати пяти лет с учеником семнадцати лет — это хорошо или плохо? Понятно, что, сдвинув ситуацию на пять лет назад, мы получим растление, а на пять вперед — безобидную сплетню. А с этим что делать? Улыбнувшись, пройти мимо или устроить суд? Давайте спросим ученика. Где он? Курит во дворе. Приведите. Вот он, здоровый остолоп, бреется уже два раза день, через полгода в армию, как он не раздавил-то миниатюрную учительницу… Но, с другой стороны, он же несовершеннолетний — значит, ребенок, значит, не может за себя отвечать. Не будем его спрашивать. Спросим родителей. Они в шоке. Особенно мама… Ничего не поймешь тут с вами!
И возмущается принципиальный человек, и спорит, и все думает, что дело в законах. Что надо какой-то такой очень правильный закон принять — и не будет таких казусов. Но казусы все равно будут, потому что жизнь слишком разнообразна и каждый случай надо рассматривать отдельно, на то и суд.
А уж когда принципиальный человек напарывается на искусство, тут все окружающие отоларингологи потирают ладошки — сколько голосовых связок сейчас будет сорвано. Оскорбительный это спектакль или нет? А вот это что — призыв к геноциду или черный юмор? А вот это эротика или порнография?
Все силится наш герой провести границу, доставляя истинное наслаждение ценителям абсурда. Давайте так, говорит, эрегированный половой член будет порнографией и нельзя, а если не эрегированный, то эротика и можно. «Давайте! — возбужденно хохочут ценители. — А если не до конца эрегированный? А если лингам — древний фаллический символ? А если это учебник по урологии?» Ну то есть прямо как в сказке: ты проклятой порнографии фаллос рубишь, а на его месте три других вырастают!
И вместо того, чтобы вообще оставить искусство в покое, все мечется принципиальный человек, слишком всерьез читавший в детстве стихотворение про крошку сына. Все время хочет разделить искусство на плохое и хорошее и все время натыкается на серую зону, столь неприятную его черно-белому восприятию. Искусство же в свою очередь, как назло, так и норовит в этой зоне окопаться и оттуда отправлять свои непонятные послания. Интересно ему там, видите ли. Провокации оно любит.
Ну где же, где граница дозволенного? А нет ее, границы. Серая зона есть. Слева точно можно, справа точно нельзя. А все казусы, все творчество, вся живая жизнь — посередине. Там страшновато, там на неведомых дорожках Лолиты совращают Гумбертов, там русалки в балаклавах пляшут на алтарях, а ученые коты пьют, курят и ругаются матом.
Но споры все бесполезны, и не надо там внутри ничего разграфлять. Во-первых, невозможно. Во-вторых, скучно. А лучше всего смириться с серой зоной, стать сталкером и почаще туда заглядывать. Все самое интересное как раз там и происходит.
Письмо главного редактора
Александр Маленков
