Тартар
Тартар я впервые съел в столовой, когда бушевала эпидемия коровьего бешенства. Но преувеличивать свою храбрость или даже безрассудство я бы не стал.
Естественно, это была не просто заводская столовка, а “кантина” Колледжа Европы в Брюгге. Расчет был на то, что уж здесь точно не отравят - замучаются потом объяснительные писать. Кровью.
Потому что публика училась не простая. Выпускники “Оксбриджа” по дороге в генералитет ЕС, будущая еврократия, цвета европейской молодежи, дети из хороших семей. Нельзя сказать, что в “Колледже Европы” я впервые столкнулся с аристократами, но именно там - в Брюгге - их плотность была особенно высока. Высокие шумные ребята с двойными фамилиями и опытом гребли. Крепкие и задорные.
Когда газеты и телевидение начали раздувать скандал с британской говядиной, каждый считал своим долгом брать на обед мясо и просить его недожаренным. Патриотизм в действии. Одно дело простые слова, другое - то, что мы едим. Еда важнее.
И вот однажды приготовили тартар. Сырой фарш, приправленный перцем, луком, каперсами. Ну лимон. Сверху сырое яйцо - тоже повод для тревог.
В молодости принято с чем-нибудь экспериментировать. Идти наперекор традиции. Как-то выделяться. У меня, лишенного почему-то других радостей и горестей переходного возраста - я его не заметил - таким закидоном стало безыдейное, неструктурированное, ситуативное вегетарианство. Довольно мягкий вариант юношеского бунта. И очень удобный, потому что мне не нравился вкус мяса. Того, что продавали в магазинах, да даже на рынке. Макароны с сыром казались предпочтительней.
Позже я узнал историю вопроса и не то чтобы обрадовался. Со времен Древнего Рима мясо было едой патрициев, а сыр - “белок бедняков” - уделом плебеев. (В Древней Греции, видимо, все больше выступали по рыбе).
В общем, будем считать с Древнего Рима. В Средние века, опять же, мяса на всех не хватало. Русская деревенская кухня зиждется на каше. Грузинские крестьяне подарили кулинарному миру лобио и хаш - условно суп из костей и отходов мясного производства.
У меня, советского ребенка, не было привычки к мясу. Тем более - к сырому. У англичан она была.
Но попробовать хотелось. И я решился.
Если в двух словах - “радость плоти”. Тот первый раз, когда я съел тартар, был как “первый раз”. Даже лучше. Потому что в столовой все отлично получилось. Но с тем же трепетом преодоления. Когда стоишь на краю, ветерок обвевает, и надо прыгать, и вроде хочется прыгнуть, но страшно, но надо. И хочется, да.
В тот день вегетарианство потеряло потенциального активиста. Вопрос был решен. А по англичанам вопросы остались. Какие-то эти ребята были выпендрежные, задиристые, колкие. И главное - по праву. Что особенно обидно.
От своих шумных соплеменников выгодно отличалась моя приятельница Мелани, которую я учил русскому. Скромная, усидчивая, приветливая. Вот какими бывают нормальные англичане, бывают же. Не обязательно голубых кровей.
Немного смущало, правда, как ее звали.
- Но ты же просто однофамилица, - спросил я однажды, с деланно равнодушным видом, - это же распространенная...
- Нет. Не однофамилица. Я не по прямой, но родственница. У нас большая семья, - спокойно ответила Мелани Черчилль.