«Мастер ножей». Роман Яна Бадевского. #121

Дизайн обложки @konti

Помощь пришла неожиданно.

Мимо меня промчалась акустическая волна. Постороннюю смело. Ненавистное лицо выпало из поля зрения. Керамбит со звоном рухнул на столешницу. Напрягая последние силы, я приподнялся на локте.

Рык остался в доме на ученической террасе. Он не мог последовать за мной, но его разум ничто не сдерживало. И сейчас сущность полярного рлока начала осваивать охотничьи угодья вымышленной таверны. Я увидел полупрозрачный силуэт, быстро обраставший плотью. Зверь шёл ко мне — прямо сквозь столы. Законы этого мира не тяготели над Рыком, который их не устанавливал. Барьеры и рамки не заботили это создание. Чистая ярость шествовала сквозь реальность, созданную мной.

Остановить зверя было нечем.

Рлок замер подле меня и устремил взгляд к стойке — там ворочалось нечто бесформенное, бывшее ещё секунду назад могучим противником.

Посторонний был комком мглы.

Тело деформировалось, перекатывалось отвратительными толчками, пыталось заполнить некий объём. Я заворожённо смотрел на это безумие. Пока не осознал простую вещь — нужно добивать.

Двигаюсь к стойке.
Рядом скользит рлок — теперь уже материальный и осязаемый.

Комок дёрнулся, попробовал отрастить конечности, но вместо рук и ног выпростались мягкотелые щупальца. Лица не было. По всему телу Посторонней были рассеяны глаза — разных цветов, размеров и форм. Лишь малая толика этих глаз была человеческой.

Невообразимое создание начало отступать к двери. Сначала медленно, потом рывками. Я ускорил шаг, а Рык стал заходить справа. Протянув руку, выхватываю из воздуха керамбит.

Сейчас я понимаю, что расправиться с тварью можно было ещё в таверне. Запечатывающую руну на дверь — и враг никуда бы не делся. Но тогда я не сообразил. Тварь из последних сил рванулась к двери и вылетела наружу. Мы последовали за ней.

Дверь вела в ночную Ламмору.

Правда, это была не привычная Ламмора, изрезанная речными протоками, закованными в гранит. Нет, эта Ламмора стояла на морском берегу, продуваемая всеми ветрами, и была она очень старой. Иногда этот город вырастал в моих полуночных кошмарах, иногда его облик был мне приятен. Подростком я представлял себе, как возвращаюсь сюда под тугим парусом из дальних краёв, а меня ждёт девушка, стоящая перед распахнутым окном. Ветер треплет занавеску, а девушка пытается заглянуть за горизонт — не виднеется ли там парус любимого? Вот такая романтическая чушь, свойственная юности, снилась мне в первые годы пребывания в Ламморе.

Так вот — передо мной простирался гротескный гибрид города, собранного из моих кошмаров и романтических переживаний. Дома словно врастали в брусчатку и друг в друга, островерхие крыши сливались в причудливые чёрные выступы. Бездна распахнулась над моей головой — мириады звёзд, кое-где заштрихованных проносящимися клочьями облаков. Луны куда-то исчезли. Звёздный свет заливал город своим пронзительным сиянием. Большая часть фонарей погасла.

Я слышал шорох прибоя, вдыхал солёный ветер, свободно бродивший по мрачным переулкам. Вслушивался в скрип флюгера на крыше «Тарана». Я и не думал, что город моей мечты будет столь ветхим и заброшенным.

Мы пустились по следу Посторонней.

Ламмора прижалась к морю, её здания посерели и состарились, но в остальном она напоминала оригинал. Рык принюхивался к солёному ветру и уверенно двигался в переплетении узких улочек, мостов и лестничных пролётов. Я и сам уже научился чувствовать врага — что-то внутри подсказывало верное направление.

Наш путь лежал в сторону набережной.

В этом мире осень ещё не успела вступить в законные права. Ветер был сильным, но не пытался свалить с ног. На улицах никого не было, хотя окна некоторых домов светились. Голоса местных жителей вплетались в гобелен, сотканный ветром, а листья дополняли картину невразумительными шорохами.

Мы мчались, скользя над брусчаткой. Сон разума позволял проделывать такие вещи. А ещё этот сон любил порождать чудовищ.

Улица шла под уклон. Океан шумел совсем близко — я уже различал впереди его чернильную громаду, пытавшуюся прорваться сквозь волнорезы и затопить набережную. Отступающая после наката вода злобно шуршала галькой. Краем уха я услышал конский топот, затем где-то раздался смех. Звуки веселья врезались в мой город и отступили, умолкнув навсегда. Тут не положено веселиться. Это, знаете ли, арена для поединка.

А вот и набережная.

Дома расступились. Справа на углу перед кондитерской лавкой горел одинокий газовый фонарь. По карнизу метнулась тень кошки. Или не кошки? Присмотревшись, я понял, что существо из внемирья пытается вскарабкаться по водостоку на скат черепичной крыши. Сейчас эта мерзость напоминала кляксу, прильнувшую к стене и даже отдалённо не напоминавшую человека.

Не знаю, что случилось. Враг казался могучим, по всем законам он не должен был проиграть. Акустическая волна в мире снов — ничто. Думаю, появление Рыка помогло мне поверить в себя — это и подкосило женщину с тысячью лиц. Сейчас она пыталась сбежать из мира, который ей не принадлежал. Враждебного мира, обернувшегося против неё всеми условными законами.

Я отдал приказ.

Крик зверя сбросил ползучую тварь на мостовую и распластал под фонарём. Звёздное небо безучастно взирало на полуночную агонию чужака.

Я приблизился к врагу, вступив в круг света.

То, что лежало у моих ног, больше не являлось человеком или человекоподобным существом. Бесформенная масса корчилась, меняя облики, фактуру, плотность. Словно невидимые руки месили инфернальное тесто. Одна из масок Посторонней застыла. Всего лишь миг, но в память врезалось выражение безграничной тоски. Самое поразительное — ненависти я не почувствовал. Существо страдало от невыполненного долга, незавершённой миссии. И всё.

— У тебя есть имя? — спросил я.

Губы твари силились что-то прошептать. Я склонился над поверженным противником, но так и не услышал ответа.

Добей её.

По закоулкам сознания прокатился шёпот Коэна. Думаю, он наблюдал всё это время за схваткой, не вмешиваясь.

И я добил.

Сосредоточился и начал удалять Постороннюю из своего разума. Представил, что её здесь никогда не было. Без имени, без формы, без лица и голоса.

Ничто.

Подёрнутая рябью плоть начала растворяться. Тьма развеивалась дымом, истончалась, становилась прозрачной и вскоре бесследно исчезла. Я некоторое время стоял под тусклым ночным фонарём на углу несуществующей набережной, глядя на опустевшую мостовую. Потом закрыл глаза и вернулся в Гильдию Ножей.

Эпилог