Post-Пустыня
И раньше неоднократно была в этой чудной (тут ударение можно ставить как угодно) стране, но то были поездки туристические, «достопримечательные». А в этот раз все было совсем иначе, так что ни фотографиями не передашь, ни, иной раз, словами. Очень эмоциональным и чувственным выдалось это путешествие.
В Иерусалиме меня и моих друзей встретили особой церемонией Шегехеяну. Она знаменует что-то, что вы делаете впервые – будь то поездка в новый город или дегустация нового блюда. И я поймала себя на мысли, сколько всего «впервые» я сделала именно на этой земле. Впервые каталась на верблюдах в селе бедуинов, впервые карабкалась на гору (т.е. буквально карабкалась, подтягивалась, цепляясь руками за камни и своды, проклинала все и любовалась всем вокруг (страшно и азартно). Гора Арбель — 180 метров над уровнем моря и 380 метров над озером Кинерет. Впервые ночевала в спальном мешке в Иудейской пустыне (Kfar Hanokdim, Арад) под бескрайним звездным небом. Вот, пожалуй, этот опыт труднее всего описать. И если первая часть (спальный мешок) напоминала миниатюру из «Кавказской пленницы», то вторая – история в совсем другом жанре.
Когда оказываешься в пустыне, то сперва весел, задорен, полон каких-то литературных или иных ассоциаций. Кричишь что-то про «глас вопиющего в пустыне», потом шутя, катаешься на верблюдах, любуешься декорациями и не ждешь подвоха. А потом темнеет, темнеет. Нет, не так. Темнеет очень быстро, внезапно, нет этой сумеречной переходной зоны. Первые звезды, созвездия. Холодает. Зажигают костер, кто-то поет под гитару, кто-то устраивает турнир по шахматам, кто-то затевает с тобой разговор на какую-то внезапно стукнувшую ему тему. Тему, лежащую за границами пустыни. Отвечаешь нехотя и невпопад, потому что что-то помимо холода подбирается к тебе. Холодок иного рода. И вот покидаешь бедуинское село, оказываешься не с теми, кто предпочел ночевать там в палатках. Идешь под яркими звездами, но впотьмах, по камням, разбросанным не ландшафтным дизайнером, прорезаешь фонариком темноту, в которой нет ощущения пустоты. Вот это, пожалуй, было одним из открытий для меня – нет в пустыне пустоты. И одиночества, даже когда ты там в одиночку — тоже нет. Нет ни монотонности пейзажа, ни его однообразия. Ночью все чувства обостряются, может быть, страх, приходящий на смену юмору, усиливает их. Юмор иссушается, голоса становятся приглушенными, слова здесь только функция (вроде внезапного «Стоп!», которое слышишь на пороге крутого склона). Здесь пристало говорить молча. Как в Храме. Пустыня больше чем пространство, это стихия и она поглощает. Это уже потом, в городе, начинаешь рационализировать ощущения, думать о том, что народы, родившиеся в пустыне, ежедневно вынужденные бороться за существование имеют особый отпечаток, особое мировоззрение (их «жить» с оттенком «выживать»). Но это уже потом. А там говоришь с собой, или говорят с тобой совсем о другом и другими словами (словами ли?). Пустыня не просто место действия, но место как действие. Безмолвие пустыни оказывается мнимым. Выносишь оттуда не мысль, переведенную в слова, не девиз, а ощущение, переживание, тут бы подошло слово откровение, но это уже будет претензией с моей стороны. Пустыня не эффект, не приключение, не путевая заметка. Многое, мне кажется, забудется, а этот опыт – никогда. Вечен как пустыня.
Помните в «Маленьком принце»: «Будь то дом, звезды или пустыня – самое прекрасное в них то, чего не увидишь глазами»… «А что до пустыни, — то, как писал поэт, — пустыня повсюду». Для Израиля это особенно актуально, ведь процентов 60% территории заняты именно пустынями. Но страна эта – оазис. Пустыня здесь, кажется, зримой метафорой победы человека над силами природы, воплощенным актом Творения и очередным примером «возможности невозможного». Это такая постоянная и зримая мотивация для всех его жителей: дескать, думаешь, что у тебя не получится, не хватит сил? Так оглянись и затверди накрепко, что возможно все. Может быть, поэтому здесь самое большое число стартапов в мире?
После посещения Израиля всегда испытываю необычайный прилив энергии, но притом неопределенность и странный какой-то новый взгляд на себя со стороны. Да, ощущаю свой взгляд на себя же. Это некое знакомство с собой, обновленной. Что-то открылось мне в пустыне, на горе. Нет-нет, это не иерусалимский синдром и не Откровение, но какое-то новое знание и надежда что ли. Главное теперь грамотно этим распорядиться…
