С Днём Рождения, воскресшая

В помещении было очень холодно, даже чересчур, этот холод можно было сравнить с морозильной камерой, которую есть возможность найти в доме почти у каждой уважающей себя хозяйки. И это вполне естественно, при такой температуре у продуктов практически нет шанса на то, чтобы испортиться. Это же относится и к плоти, да к обычной человеческой плоти, она так же состоит из клеток, и она живёт, даже если не находится под чётким руководством серого вещества.

Комната полностью выложенная белым кафелем и ржавая, кое где испачканная густыми, бурыми каплями крови, мебель, была частично покрыта инеем. Неровная бугристая фигура отбрасывала на стены пугающую высокую тень. Грубые, мозолистые руки, нехарактерного серо-зеленого цвета, отточенными движениями сшивали по контуру две детали. Эти части некогда одного целого, но не одного и того же, были очень мягкими и бархатистыми на ощупь, они чем-то походили на нежную, ещё не покрытую тоненькой сеточкой морщин, кожу молодой девушки, но она была холодной, а то что она уже давно не жива, можно без труда определить по оливковому оттенку "деталей".

По серым окнам, обрамлённым сеткой из ржавой арматуры, неумолимо били крупные капли дождя. Они скатывались по стеклу, оставляя после себя уродливые, леденящие душу разводы, в которых напуганные глаза, не имеющие и капли воображения смогли бы отыскать страшную фигуру. Глухие раскаты грома отдавались в голове грозным гулом, который давал понять о скором приближении грозы.

-Дочь! Дочь! - пронзал гробовую тишину грубый, хриплый мужской голос.

Доктор Франкенштейн поднял серые, полные тоски глаза в сторону окна и чуя скорое приближение молнии, ускорил темп работы. Изделие готово. Он поднял на руки покрытое швами тело девушки и осторожно, с явной трепетностью, накрыв белым покрывалом, уложил его на металлическую кушетку. Прогремел очередной раскат и за окном на мгновение стало светло, словно ночь на секунду уступила свои права дню.

-Пора. Скоро. Скоро... - повторяло себе под нос ужасного вида создание.

Чудище прикрепило к тоненьким ручкам ледяной металл зажима и подойдя к рычагу, который являл собой лишь мелкую деталь огромного аппарата, аккумулирующего электричество чудовищной мощности, устремил свой взгляд в сторону мрачного окна. Ожидание было нестерпимо, каждая секунда шла за пять. И даже пошатнулась непоколебимая надежда, которая всё это время неутомимо вела одинокое существо к желанной цели. Вдруг раздался заветный раскат, а значит скоро небо, озарит ледяным свечением, резкая и неуловимая огненная стрела.
На миг показалось, что в давно отвердевших венах забился пульс, разнося по каналам алую и слегка густоватую плазму крови. Мозг, оживлённый тем же зарядом молнии, неосознанно дал медленный отсчёт, как будто он точно знал, когда наступит конец ожиданию. Напряжение росло. Прогадать нельзя, второго шанса может и не быть.

-1, 2, 3 и рука словно, по велению чего-то неземного, резко, но при этом уверенно, опустила рубильник. На мгновенье показалось, что время остановилось, глухой стук вновь забился в висках. Свет заморгал и весь многовольтный заряд молнии обрушился на хрупкое тело девушки, лежавшей на холодном столе. С минуту он стоял, не шелохнувшись, наблюдая за бездвижным трупом. Ожидание вновь затянуло свою долгую мелодию, которая писком неграмотной игры на скрипке, капала на мозги, почти сводя мужчину с ума. Отчаяние подступало к наполовину сломленному сознанию, но все сомнения и вопросы развеялись, как только под простынёй изогнулось, изящно потягиваясь, юное тело девушки. Мужчина медленно приближался к кушетке, боясь напугать своим видом только, что "рождённое" и не знающее всех тягостей мира создание.

Труп, который по своему строению напоминал больше подростковое тело, нежели взрослое, окончательно отошёл ото "сна" и оперевшись на ещё слабые руки, сел на кушетку и с любопытством начал разглядывать уродливые черты своего создателя. Он не увидел в её глазах страха и отвращения, отблеск которых он так часто видел в глазах людей и всё время так боялся обнаружить в очах самого дорогого и любимого создания. Франкенштейн привязался к этой девочке ещё на самом раннем этапе создания, когда представлял, какой красивой, милой, ласковой и умной будет его дочь. Он подошёл к столу и сел на против неё. Мужчина не находил слов, эта нежное и по-детски наивное создание смотрело прямо ему в глаза, в её разного цвета глазках отражалось летнее тёплое солнце с голубым небосводом, по которому медленно плыли пушистые облака. Как же это несвойственно для монстра, он ещё не услышал ни одного слова с её стороны, но уже понимал, что она полная ему противоположность. Как только у такого чудовища как он, мог появиться такой яркий лучик света.

-Здравствуй: - спустя долгие минуты молчания, произнёс он сиплым басом.

-З-д-рав-с-т-вуй: чуть-ли не по слогам повторила она за ним, язык еще плохо слушался, но по выражению её личика можно было понять, что она прекрасно понимает то что он говорит.

-Я сейчас, подожди здесь: как можно мягче попытался сказать он, но надорванные сухие связки вновь превратили обыкновенные слова в устрашающий хрип.
Она всё поняла и в отличие от многих людей и даже монстров, её сознание не исказило смысл его слов, под окутавшим страхом.

Франкенштейн косолапой походкой доковылял до двери, обернулся назад, дабы убедиться, что его сокровище никуда не делось, кинул в её сторону перекошенную улыбку и скрылся за дверью. Через мгновение он уже был снова в лаборатории, и подойдя к операционному столу, протянул ей неопрятный комок белой ткани. Она с радостью приняла подарок и с любопытством начала разворачивать свёрток. Когда дело было сделано, она внимательно осмотрела вещь и с застывшим на лице вопросом, посмотрела на него. Франкенштейн помог ей надеть платье. Она соскочила с кушетки и начала кружиться на месте, заставляя развеваться ажурный подол платья в стиле восемнадцатого века. Он внимательно смотрел на неё, и на его лице вновь проступила давно забытая гримаса улыбки. Она закончила кружиться и пьяной от головокружения походкой добрела до кушетки.
-Ты кто? С улыбкой на лице и без доли сарказма при таком то вопросе, спросила она.
-Я твой папа - сохраняя застывшую эмоцию радости ответил он.
-А я кто?
Он медленно подошёл к ней и обняв создание, с которым он так давно хотел встретиться, сказал: "Ты, Френки Штейн, моя дочь".