Крестик

- Все надо ему простить. Бог ведь учил прощать.

- Только вот, сынок у нас...

- Вот ради сына и прости его. Если сама, душой, его простить не можешь, прости ради сына.

- Нет! Я бы сама как раз простила. Я из-за сына боюсь. Прощать.

- Сыну нужен отец. Отец надо, чтобы был, и сын...нда. Завещано так еще Господом нашим. А вы Библию то читаете?

Молодая девушка с некрасивым лицом и платком на голове опустила голову и покраснела.

- Читала давно. Сейчас уже не помню, о чем там точно, - пролепетала она тихим голосом и покраснела еще больше.

- А поста, придерживаетесь? - продолжил расспрашивать батюшка.

Он был не старый, лет сорока на вид, имел бороду и носил черную рясу. При этом был для своего возраста слишком полон и говорил высоким мягким голосом, как бы на распев. Дело происходило в церкви. Наступал вечер.

Молодая женщина жаловалась священнику на побои мужа и пришла в храм, чуть ли не первый раз в жизни. Больше всего ее волновали, почему-то, не сами побои, а то, что их видит ребенок. Батюшка объяснил ей, что раз уж Бог посылает нам испытания, то выносить их надо с достоинством, потому что Он никогда не требует от человека невозможного.

"Главное, чтобы вера у вас была крепкой. И серчать не надо. А надо любить людей такими, какими их создал Господь Бог. Любите мужа вашего, станьте ему супругой надежной и доброй, а там, глядишь, он и утихомирится. В молодых часто бес сидит, да и вообще человек слаб, а Бог требователен. В церковь его по чаще приводите", - закончил священник.

Девушка ушла от него с улыбкой.

...Стало темно и Зиновий, так звали священника, засобирался домой. Находясь уже у входа, он еще раз взглянул на иконостас - ему нравился тихий и покровительственно-суровый вид святых. Пока он оглядывал иконы, его внимание вдруг привлек странный блеск на полу. Зиновий подошел ближе и увидел достаточно объемный крест с цепочкой: "Золотой!" - с придыханием подумал он, поднимая драгоценность. "Прости Господи", - произнес батюшка, перекрестясь, и вдруг принялся взвешивать крестик в левой руке. "Дай Бог, грамм под пятьдесят, - подумал он отчетливо. - Цепочка тысяч сорок и крест столько же".

"Да, кто ж оставил?" - похолодев, он быстро и осторожно огляделся вокруг - прихожан не было, других священников тоже. 

"Может из лавки? Да у нас таких и не продают. Небось, из прихожан, кто-то выронил, снесу Федору Дмитричу пока, на сохранение, - подумав это, батюшка Зиновий уже направился к выходу, как вдруг остановился. - Завтра сам принесу". Приняв такое решение, Зиновий сразу почувствовал, что на душе у него стало легко и почти невесомо. 

"Душа радуется, - подумал он и вдруг загадочно прибавил в слух, - а ведь грех". При этих словах он больно закусил зажатый кулак, в котором у него находился крест с цепочкой. "Искушение то великое. А я ведь сам для себя почти ничего не имею, сколько уже Богу служу. И ведь люблю его очень, Бога то, и людей люблю. Но ничего, завтра принесу, завтра...всё завтра, - произнося это, батюшка уже забирался в свой автомобиль. - И тебя люблю, лошадка моя рабочая". Он гладил приборную панель и руль автомобиля: "Видно уж характер у меня такой, что всех я люблю!" - окончательно умилился на себя батюшка. Дверь его машины мягко захлопнулась, приятно зарычал мотор, зашелестели колеса.

Новый Гелендваген отца Зиновия наконец выбрался из церковных пределов в мир, унося с собой его волнения и неразрешимые противоречия. На церковном дворе вновь установилась тишина.