Не было бы счастья, так несчастье помогло

Глава седьмая, чать вторая.
Да ну нафиг такие принципы!
Никто даже не собирался этого делать. Профессор погиб, а пережитое резко отрезвило выживших.
Так что все кто мог, нацепили на себя мешки с вещами, прихватили личные вещи, которые в спешке смогли найти в разгромленном лагере, для раненной женщины наскоро сделали носилки из двух длинных крепких веток и одеяла, и процессия отправилась в путь.
Один из лагерян высказался в том духе, что мол, надо похоронить останки погибших, нельзя их оставлять вот так, не по христиански это, и не по иудейски!
Однако перепуганные и замученные, спасенные люди сами зашикали активиста, на пальцах объяснив, что с ними со всеми будет, если во время похорон вернутся вновь проголодавшиеся “птички”.
Активист понурил голову и дальше шел молча, роняя слезы и изредка всхлипывая.
Плакал не только он, всем было тяжело и грустно. И кто мог плакать- плакали.
Спасатели шли впереди медленно продвигающегося по лесу отряда и тихо обсуждали ситуацию.
Во первых, лагере оставалось очень много необходимых нам, невосполнимых вещей, за которыми нужно было вернуться, и чем раньше, тем лучше.
Пусть грязные и затоптанные, вещи с Земли еще могут послужить людям на их новой, нежданной-негаданной родине. Поэтому необходимо было забрать все, вплоть до последнего тюбика зубной пасты, гвоздика или тряпки.
Можно назвать стремление забрать все вещи меркантильностью, но всем давно было ясно, что на их попаданческую жизнь роялей вроде бы больше не заготовлено, и от того, как они смогут распорядиться остатками земной роскоши, во многом зависит их дальнейшая жизнь и здоровье.
Во вторых, население нового поселка резко приросло, и возникло сразу две проблемы: чем накормить и где расселить?
Свободных домиков оставалось всего восемнадцать, а людей из лесного было сорок один человек.
Надо было либо строить дома, либо подселять новых к уже поселившимся. А это сулило новую головную боль руководителю поселка Адаму.
Правда, когда все наконец то добрались до поселка и прошли периметр, спасенные из лесного лагеря сограждане были в таком шоке, что даже не стали спорить, кому с кем жить.
Меньше чем через час все свободные дома были заняты, и бездомной оставалась только раненая женщина, лежавшая без сознания на самодельных носилках.
Места для нее у новоселов не нашлось. Да и ухаживать за ней желающих тоже как то не оказалось.
И не удивительно, насколько я ее помню, она постоянно держалась в стороне, молчала и не присоединялась ни к кому. Получит порцию супа, голову к миске склонит, и бочком, бочком к себе в угол. И там и сидит до следующего дня.
Одиночка такая. В толпе, но одна.
Рану ей туристки прочистили и забинтовали, влили в рот растертые таблетки антибиотика и болеутоляющего. И оставили лежать в тенечке, недалеко от домика Сирануш.
Лекарства мужчины принесли из лесного, там оказался неплохой запас, заботливо собранный по шкафам и тумбочкам и экспроприированный в общий котел.
Мы с Верой предложили забрать раненую женщину к себе, так как Вера уже имела опыт ухода за больной матерью, могла сделать перевязку, укол, дать вовремя таблетки.
Конечно не дипломированная медсестра, но все же лучше, чем ничего.
Мужчины отнесли носилки к нашему домику, я застелила одну из кроватей одеялом вместо матраса и туда уложили беднягу. Вера осталась дома, присматривать за ней, ну а мне пришлось вернуться к работе.
Нужно было доводить до ума наш периметр, поэтому все жители работали, кто на переноске камней, кто на укладке стен, или копали ров. Свободными от этой работы были только кормящие матери и две поварихи.
Да и то, покормив детишек и оставив двоих приглядывать за детсадом, остальные три мамочки шли помогать поварихам на кухне. Приготовить еду на такую ораву из того небогатого набора съедобных продуктов, это было сложно и трудоемко. Коренья нужно было набрать, очистить, растереть, промыть холодной водой растертую массу и только потом из них готовилась сытная, но не очень вкусная каша.
Хорошо что соль у нас еще имелась, иначе было бы сложнее. А подсоленная, каша просто исчезала со столов влёт!