"Танец Осы" (записки артиллериста). Грауденц
Автор @paladin65 (Олег Риф)
"Танец Осы" - пляска смерти у древних персов
Мы называли его Грауденц, поляки звали Граудзянцы. Расположен Грауденц у устья Вислы – там, где река делится на два рукава: саму Вислу и так называемую Мёртвую воду. Эти два рукава и море образуют остров, на котором немцы устроили концлагерь более чем на 10 000 человек.
Впоследствии выяснилось, что почти все наши пленные – мирные жители из Тулы. Были там ещё и англичане, и французы, и бельгийцы, и представители многих других народов. Интересно, что когда мы их освободили, все они практически оказались людьми верующими. Да это и понятно – сама обстановка в лагере была такова, что заставляла «утопающих хвататься за соломинку», то есть верить в бога.
Грауденц – крепость с непробиваемыми стенами. Говорили даже, что по стенам этим можно ездить на тройке лошадей. На берегу Вислы стоял дворец или замок со сбегающими к воде лестницами, украшенными скульптурами. Дворец этот был очень красив. Думаю, когда-то в нём жил польский магнат, или же он был резиденцией королей. По обе стороны моста через Вислу стояли высокие кирпичные здания, напоминающие башни.
К Грауденцу мы подошли в самом начале марта. Он был уже окружён. Немцы пытались прорваться, но сил у них было немного. Я говорю «немцы», хотя в Грауденце были в основном полки, сформированные во Франции из французов. Об этом я узнал потом, когда они сдались и выходили из ворот строем под белым флагом. Среди них была какая-то молодая женщина, которая горько плакала. Её вели под руки солдаты.
Время, проведённое под Грауденцем, не было чем-то особенно примечательным. Мы стояли, как в обороне. Действительно, город был сильно укреплён, и брать его штурмом было бы бессмысленно. Брали его измором.
Мы находились за дамбой. Маясь от безделья, я временами развлекался тем, что лежал в своей ячейке и следил, не выскочит ли кто из солдат противника к реке. Тогда я стрелял в него из винтовки. Он, зачерпнув воды в котелок, бежал на косогор и тут падал или скрывался. Случалось и так: упадёт, полежит какое-то время, соскочит и убежит. Значит, моя пуля только свистнула рядом.
Война есть война. И развлечения в ней военные. Помню, как мы сидели в просторной башне с большими зашторенными окнами, когда начался орудийный обстрел. Немцы били долго. Больше всего я боялся, что снаряд залетит в окно. Однажды меня вызвал комдив:
– Возьми разведчика и попытайся перейти через мост на ту сторону.
– Так он же взорван.
– А я тебе приказываю! Буду сам смотреть в стереотрубу, как пойдёшь!
Приказ есть приказ, я взял с собой солдата, и мы поползли по мосту, прячась за железными фермами. Было часа два пополудни, пасмурно. Лёд на реке уже тронулся, шли отдельные льдины. Временами на них проплывали трупы наших или немецких солдат. Мы уже подползли к взорванному быку, где вода кипящей струёй прорывалась сквозь осевшую ферму, когда нас заметили с той стороны и открыли пулемётный огонь. Солдат побежал. Его ранило, и он полетел в воду, но зацепился шинелью за торчавший швеллер и повис в воздухе. Его, конечно, немцы прикончили.
Я спрятался за металлической опорой. Выждал немного и стал перебегать, согнувшись, от опоры к опоре, но когда оставалось пробежать метров 50, укрыться уже было негде. А немец бил короткими очередями всё настойчивее. И тогда, бросив автомат, каску, гранаты и телогрейку, я прыгнул с моста в воду. Меня ожгло холодом. Под водой я скинул кирзовые сапоги и ватные брюки. Когда вынырнул, рядом оказалась плывущая льдина, и я уцепился за неё. Немцы меня уже не видели.
Минуты через две я уже коснулся ногами дна и побрёл к берегу. Но у самого берега к дамбе я уже выползал на карачках. Меня заметили наши, подхватили под руки и затащили на дамбу. Они увели меня в пустой дом, раздели догола, дали спирту, растёрли махровыми полотенцами, которые оказались в польском буфете, положили на диван, свалили на меня все перины и одеяла, какие только были, и послали Мишу Белякова на кухню за горячим обедом.
От выпитого спирта я сильно опьянел и уснул. Меня разбудили, когда пришёл Мишка. Он был бледен как полотно и не мог сказать ни слова. Его телогрейка и штаны были облеплены кашей и чем-то облиты. Оказывается, получив мой обед на кухне, он взял котелки с супом и вторым подмышку и пошел назад. По дороге увидел, как «ИС» ведёт огонь по крепости, и разинув рот начал любопытствовать, позабыв про мой обед.
Немец вёл редкий огонь по нашему танку. Вдруг один из снарядов ударил прямо в котелки, ушёл в землю возле самых ног Мишки и не взорвался. С Мишкой случился шок. Если бы снаряд разорвался, от Мишки ничего бы не осталось.
Беляков был колхозным парнем из Белоруссии. Во время войны возил пушки на тракторе. В мой взвод он перешёл разведчиком под Карбуселью.
Шёл 1944-й год. Как-то весенним утром готовилось наступление. Снег ещё лежал, но солнце уже порядком пригревало. Мы с Беляковым пошли на передок. Я сказал ему:
– Мишка, вот если сегодня ты останешься жив, то и закончишь войну живым…
Наступление было неудачным. Когда мы под вечер возвращались обратно, поляны вплоть до нашего основного НП были усеяны трупами. Но мы были живы. И те мои слова он часто вспоминал уже после войны.
Где-то он сейчас?.. Наверное, в своей Белоруссии. Помнит ли бои под Карбуселью? Наверняка помнит. Такое не забывается.
Продолжение следует
