На Арбате возле Праги в Эпические 90-е
Летом 1992 года мне не выдали летнюю стипендию, а родителей отправили в отпуск за свой счет. Жизнь нашего Академгородка превратилась в театр абсурда. Буквально ещё вчера утро начиналось с солдатских маршей по Школьной улице. Стройбатовцы (срочники из азиатских республик) с лопатами наперевес маршировали из казармы, которая располагалась на задворках секретного филиала атомного института, в сторону строящихся 16-этажек.
Теперь же всё было в точности наоборот, утром по Школьной улице шли физики с лопатами и граблями, им выделили рядом с казармой участки земли, на которых можно посадить какую-нибудь еду - картошку, капусту, репку с морковкой. Другая часть физиков спешила на городской рынок менять обувь. Вместо зарплаты давали итальянские ботинки и сапоги-ботфорты. На рынке появились продажные и менючие дни. Во время менючих можно было не платить за место.
Обувной магазин переделался в продуктовый и там продавали замороженных кальмаров. В остальных магазинах вообще ничего не продавали даже по талонам и они непонятно как работали. Во многих домах варили самогон и разводили курочек на балконах.
В остальном обстановка была прекрасна - мы читали вслух Веничку Ерофеева, Окаянные дни Бунина, Циников Мариенгофа и допивали родительские запасы спирта.
Я готова была выйти на улицу, чтобы стоять на углу в каракулевом полушубке, спрятав руки в муфточку как гимназистка, и лепетать с французским прононсом - же не манж па сис жур.
Хотелось водки, наркотиков и приключений. Но денег на это не было вообще.
Эту работу нашла мне волгоградская Ирка. Позвонила и спросила - будешь продавать пиво на Арбате? Я согласилась.
О своей рабочей организации я почти ничего не знала. Как-то всё это было связано со спорткомитетом, Спутником, Измайлово и институтом физкультуры. Нашей пивной бригадой командовала волейболистка, мощная такая девушка, на голову выше меня, я больше никогда таких высоких не встречала.
Меня поставили на тротуарчик Калининского, в метре от чеченской палатки.
Первые дни прошли несколько уныло в плане выручки, но я подружилась с мальчишками из Грозного и они быстро научили меня плохому. В ларьке сидел Гига - большой, толстый и злой. А возле ларька Зура с Димой продавали бутылочное пиво и ещё что-нибудь, что на свои деньги покупали в Калининском, а потом спекулировали. Помню, Дима притащил огромную упаковку конфет, объемом как большой телевизор или маленький холодильник, и продал их за несколько часов, поставив двойную цену.
Зура каждое утро покупал с машины, развозящей мороженое, коробку сухого льда, и ему хватало его на весь день для охлаждения пива. Я тоже стала так делать, и мои продажи значительно выросли.
Тогда волейболистка перевела меня к переходу возле Праги.
Там было поинтереснее. Я притащила из дома большое пластмассовое ведро, керамический стаканчик, шкатулочку и технические тряпки для обустройства рабочего места. Сама себя я не видела, но друзья рассказывали как выглядело моё шоу со стороны.
Уже от Художественного было заметно как у перехода валят густые клубы дыма, напоминающие облака. В дыму жарит джазовый оркестр на всю мощь тромбонов, барабанов и саксофонов. К месту стекаются толпы любопытных людей.
На моём столике стоял керамический стаканчик с цветочками, шкатулочка для визиток и пластмассовое ведро с водой, в котором охлаждались бутылки, периодически я подбрасывала в ведро горсть сухого льда и из ведра валил дым.
Визитки мне были не нужны, но мне почему-то все их давали, для того я и притащила из дома шкатулочку. Вечером я их выбрасывала.
К каждой бутылке я приклеивала трояк за охлаждение, и клала эти деньги в левый задний карман.
Бутылка пива стоила 32 рубля, с охлаждением 35, за день я продавала по 20 ящиков. Метро стоило 5 копеек, автобус до моего городка, где люди уже второй месяц питались кальмарами, 35 коп, а такая же бутылка пива в магазине арбатского переулка стоила 25 рублей.
Точки нашей пивной организации располагались по неведомому мне плану. У Праги стояла такая же чеченская палатка; с одного торца торговала я, с другого - две школьницы, кажется племянницы волейболистки, а в пяти метрах, рядом с оркестром стоял студент мориса тореза, который копил деньги на поездку в Бельгию.
Работы было так много, что времени на личную жизнь не хватало, однако я умудрилась познакомиться с тремя мальчиками, которые продавали родину возле входа в Прагу. Они мне рассказали, что у Гиги и Маги можно купить анашу, прямо в ларьке.
На Арбате я получила первый опыт общения с иностранцем. Наполовину поляк, наполовину швейцарец - фотограф Йеник из журнала Шпигель. Он был такой миленький, как эльф, чем-то похожий на молодого Майкла Пэйлина в Джабервоках. Наверное, прической. Из-за этого Йеника я даже выходной взяла.
У меня был ограниченный запас английских и французских слов мало пригодный для общения. Поначалу мы общались втроём, третьим был студент мориса тореза, но потом мне всё-таки удалось заполучить Йеника в единоличное пользование. Мы три часа сидели на газончике перед Прагой и ждали когда солнце встанет в какую-то нужную точку. Пили пиво, ели пиццу. Йеник что-то мне рассказывал, потом спрашивал - Ферштейн? Я радостно кивала головой и отвечала - Нихт! нихт ферштейн. Потом рассказывала я и тоже спрашивала - Нихт ферштейн? - нихт-нихт - отвечал Йеник. Наверное, мы играли в инопланетян, он был не намного старше меня, Москва его пугала, приходилось всё время водить его за руку.
Самая вкусная пицца из Праги, она похожа на ватрушку с колбасой, помидорами и солеными огурцами, но по вкусовым качествам вырывалась далеко вперед от картонных подошв, продававшихся в специальных ларьках.
Курила я тогда сигареты Шевиньон, стоили они 50 рублей в палатке Гиги. В самые лучшие дни я получала 1000 рублей, волейболистка пыталась прекратить поток моего левака с охлаждения, но делиться с ней я отказывалась. Один раз, в виде штрафных санкций, меня с морисом торезой поставили на освобождение бутылок, заплатили по минималке 250 рублей, за день пришлось вылить в раковину грузовик прокисшего пива, который завис у хозяев на даче, мы сильно намозолили большие пальцы открывашкой.
Работала я на Арбате весь июль, а потом, вняв совету папеньки, который говорил, что всё равно всех денег не заработаешь, весело догуляла каникулы.
Физики-атомщики под забором института.
Москва, лето 1992 года.