Пытки в России 2

На ежедневной раздаче мозгпаралитической отравы, после недельного запора, я спросила про слабительные. Мне расщедрились выдать пять таблеточек сенадэ. На моё счастье, меня успешно прослабило на следующее утро. «Теперь кишечник может накапливать каловые массы ещё с неделю». – решила я. Я знала, что в следующий раз такой блажи в виде пяти таблеточек сенадэ, скорее всего, уже не будет. Через три дня я всё же попробовала спросить опять про слабительные, мне согласились выдать только три таблеточки сенадэ. На моё возражение о том, что три таблетки вообще не подействуют, и надо пить не менее пяти, изуверка ответила категорическим «нет». Причём, «накопить» таблетки было невозможно, раздатчица следила за каждым движением подопытного, при малейшем отклонении от программы осаживая громким грубым голосом. «Чтож, всё это пройденная история, я так и знала, что так будет». – подумала я. Выходя из ядокабинета, я слышала, как стоявшие за мной в очереди испытуемые уговаривали дать им пять таблеточек сенадэ, объясняя, что меньше пяти пить бесполезно, но бесчеловечное зомботело фашистки-раздатчицы не внимало их словам. Три эти выпитые мной таблеточки слабительных, естественно, не подействовали, как будто я их и не принимала. История повторялась. С забитым химическим калом и надувающимся день ото дня кишечнике, грозящем стать причиной ядовитой интоксикации и в конце концов – рака, я, смело глядя в лицо будущему, просуществовала в этом адском логове ещё неделю. Мне удалось, попав на ядораздаче к щедрой санитарке, получить пять таблеточек сенадэ. Я их выпила, и обнаружила, что уже пять таблеточек сенадэ мне мало, мой кишечник, как это обычно бывает в моём случае, перестаёт реагировать на слабительные. В следующий раз я попросила шесть таблеточек сенадэ, естественно ~мне их не дали, а состояние челавека ни для кого не имеет в таких местах значения. Поскольку никто из фашистов не предлагал мне клизму и не справлялся о моёй дефекации, было ясно, как и при первом захвате, что они намеренно вызывают рак. Любому врачу, а особенно имеющим дело с токсическими ядами и не могущим не касаться токсикологии, известно, что при химиотерапии отсутствие дефекации неизбежно ведёт к накоплению отравляющих веществ в крови челавека, что может стать причиной летальных исходов, в том числе от рака. Мне интересно бы узнать статистику заболевших раком от психиатрического «лечения». Прошло четыре недели пыток над моим биологическим телом. Надо было делать клизму, иначе грозила смерть. Я сообщила об отсутствии опорожнения главной мытарщице, когда она соизволила показать нам свой лик. Она, не останавливаясь на ходу, будто у неё есть масса дел «поважнее», чем наши забитые кишечники, махнув рукой, проронила: «Клизма», закрывшись в кабинете на ключ, как всегда делал весь собор этих фашеврачей, видимо ~предостерегая себя от расправы, ставшей уже традицией в психиатрической практике, история которой хранит массу случаев намеренного убийства извергов испытуемыми. «Зачем добропорядочному врачу закрываться на ключ за дубовыми дверями? Так уместно поступать только при дрессировке тигров или каких-нибудь гиен, или волков, но не в обращении с людьми.
«Их всех казнят» - подумала я. – «Вот их справедливое наказание за оскорбление Бога в человеке. Сначала их заколят галоперидолом до паралитического шока, как они закололи народные массы невинных детей Божьих без суда и следствия, потом, выборочно, некоторым сделают электрошок на мозг, а затем отправят на казнь. Мне вспомнились слова патриарха Кирилла, произнёсшего при отпевании убитого сатанистами Даниила Сысоева, «Бог будет мстить!». Раз «Бог мира сего» так жестоко мстит верным Всевышнему детям Божьим, коим, конечно же и несомненно, являлся и отец Даниил, то и истинный Бог обязательно отомстит за своих подзащитных, и кара его будет ещё яростнее. В Ишвараведе существует закон: Если Бог насилует Дьявола, то Дьявол насилует Дьявола. А если Бог не насилует Дьявола, то Дьявол насилует Бога. Так, в Судный День Дьявол сам себя уничтожит. За душами преступников придут преступники, желающие встать на путь служения Богу.
Подъём осуществлялся в семь утра. А завтрак был ровно в десять. Сначала, после туалетных мук и умывания, все заключённые мыли полы в своих комнатах по очереди, я тоже мыла, потом оставшиеся часы все просиживали в столовой, упялившись в телевизор, некоторые бесцельно шарились по коридору. В одно такое утро в концлагерной столовой ~ я познакомилась с двумя человеками. Одна была пожилая, лет пятидесяти пяти, её звали Марианна, она, как и многие люди, неосведомлённые о деятельности фашистской шайки, скрывающейся под флагом медицины, сама попросилась лечь в «больницу» из-за мучивших её бессонницы и головных болей. Вторая же, Елена, переводчик английского по профессии, была на пять лет младше меня, молодая двадцати девяти летняя симпатичная здоровая девушка. Она рассказала мне свою историю: «Я живу с родителями. Получилось так, что я повысила голос на свою мать. Та позвонила в концлагерь и вызвала группу захвата. Когда они приехали, мать открыла им дверь, они ворвались в мою комнату и молча без разговоров, безо всяких разбирательств, напали на меня и стали скручивать мне руки. Я сказала им, что я пойду с ними сама и пошла. Это со мной случилось впервые. Я никогда раньше с психиатрами дела не имела, и на учёте не состою. Меня здесь держат уже месяц, и никто ничего не объясняет, не говорят когда они меня выпустят. Родители не приезжают. Телефон у меня забрали и не разрешают позвонить на работу. Я не успела даже предупредить начальника. На работе меня наверное потеряли.» К тому моменту я уже наслушалась немало таких историй в южносибирском концлагере в Казахстане.
Мы стали каждое утро все вместе садиться за один и тот же столик у окна и вместе ждали до завтрака. Однажды мы втроём сидели за столом, время уже подходило к десяти часам. Вдруг, откуда ни возьмись, к нам подлетели трое человеческих самок из состава заключённых. Низкими грубыми голосами они стали требовать чтобы мы «освободили их столик». Марианна с Еленой безропотно встали и ушли. А я продолжала сидеть как ни в чём не бывало. Со мной не раз происходили подобные ситуации в жизни: на улице, на концертах, в магазинах, и я никогда не уступала грубиянам и хулиганам. Поэтому, я продолжала сидеть на своём месте, спросив их ясно и спокойно: «Где здесь сказано, что это ваш стол?» На что они что-то пролепетали, и тут же в этот момент подбежали две огромных санитарки и одна сутулая медсестра, которую все знали под именем Анна Евгеньевна, с криком: «Хватай её!» - уверенно обступив меня, все разом навалились и стали вытаскивать моё тело под руки из-за стола.
Когда меня тащили, я спросила у пыжущихся сатанисток: «А где написано то, что здесь нам сидеть нельзя?» Никто не отвечал. Как только меня за столом не стало, гундосые бабы своими жирными шкафообразными фигурами повалились на стулья и заняли стол. Фашистские слуги с укольщицей тащили меня в коридор. Последняя вдруг язвительно спросила: «А если бы было написано, ты послушалась бы?» Я ей ответила: «Конечно.» Оттащив меня к коридору, в край столовой, они успокоились. Я посмотрела на всю толпу сидящих за столами обычных равнодушных людей, ничем не отличающихся от людей на свободе, и в первый и последний раз сказала этому люду во всеуслышанье: «Я Кара Великая. Я скоро буду править страной». Возможно, кто-то из них потом вспомнит это, но для многих будет уже поздно.
На четвёртой неделе после начала пыток, меня вызвали к психологу, как мне сообщили – «для проведения психологических тестов». Меня посадили за стол, напротив молодой девушки лет двадцати пяти. Она, не представившись, с ходу начала давать мне какие-то карточки с заданиями, чтобы я отвечала. На карточках были кружки, цифры, картинки, фотографии человеческих лиц. После всего она, посмотрев на меня пристально, произнесла: «У вас показатели памяти отстают во много раз от всех остальных. Тест показал, что у вас практически отсутствует память. Но почему вы не хотите пить таблетки?»
Я спокойно ответила, что так на меня влияют психотропные препараты, таблетки и уколы, которые мне ставят. От них у меня возникает ступор.
На что она угрожающим тоном начала утверждать: «Но у всех на таблетках отличные показатели памяти. А у вас во много раз хуже.» Слыша это, я в душе рассмеялась, зная все ответы, чуждые и далёкие псевдонауке психологии, которая, в солидарности с психиатрией, является верной слугой фашизма.
Мне вспомнились слова индийского астролога, составившего мою звёздную карту: «У Вас отличная память, превышающая заурядные человеческие способности. Вы по сути и по призванию – писатель, у Вас очень много талантов, большие способности к иностранным языкам, у Вас очень хорошее образование, будет очень успешная карьера, дети, очень хороший муж и очень высокое социальное положение. Вам очень много дано в этой жизни. Но перед тем, как достичь это, Вам придётся пострадать. Ибо у всех, кому много даётся, много и спрашивается.»
Я помнила все предсказания, и это вселяло в меня умиротворение и спокойствие в дни испытаний. Я знала кто я, знала, что я выпутаюсь из этой ловушки, этого сатанинского плена, и всё будет так, как предначертано.
На следующий день меня этапировали в палату №7. В ней я познакомилась с сорокалетней девонией по имени Таня Петрова. У неё был тик и она прихрамывала на правую ногу. В остальном она была абсолютно нормальной человекой. Она лежала на кровати у самого входа и сильно кашляла, постоянно жалуясь на то, что «Татьяна Константиновна не может её вылечить уже три недели от бронхита. Она буквально задыхалась от влажного бронхиального кашля. «Кара, скажи, зачем она берёт у меня кровь на сахар, если у меня бронхит? Почему они не лечат мне бронхит? Мне нужен антибиотик, мне нужен бронхолитин три раза в день по столовой ложке, а она мне даёт какой-то бромгексин два раза в день по чайной ложечке. Он мне не помогает. И уже третий раз берет кровь на сахар. Зачем?» - жаловалась она мне.
«Кровь на сахар….кровь на сахар… Они что, там кровь на сахар намазывают и с чаем едят? Или меняют нашу кровь на сахар? Кара, скажи..»
Она повторяла эти слова каждый день, громко на всю комнату.
«Таня, тебе надо к терапевту. Почему ты здесь?» - спрашивала я. Но она только кивала головой.
«Они меняют нашу кровь на сахар! – В полный голос разговаривала она то ли со мной, то ли сама с собой, как глас Истины, посланный мне Богом для вдохновения.
«Изверги, душегубы, вы кровь на сахар нашу меняете? Скоро всю кровь из нас высосете.» – она ничего не боялась, произнося это громко, спокойно и бесстрастно, как само собой разумеющееся, без тени ненависти и агрессии, так что на неё никто не обращал внимания.
«Кара, у меня скоро начнётся воспаление лёгких,» - говорила она после приступов кашля, задыхаясь тяжёлыми хрипами. – «Это не врачи, а олухи, они не умеют лечить. Им нужна только наша кровь.»
Я на всю жизнь запомню эти её слова. Это слова гения, нашедшие своё место в великом произведении. Меня холодок пробирает по всему телу от того как точно эта человека выражала главную мысль. Будто олицетворение русского народа, клянущего своих палачей, взывающего к Богу о справедливости.
Народные санитары («медсёстры», «врачи», психологи) насиловали людей так спокойно и уверенно, как будто творили Христову Истину. Вероятно, им придавала уверенности икона Божьей Матери, висящая в столовой на центральной стене. Ведь так они автоматически становились праведными служителями церкви. Наверное, эти фашистские изуверы свято верят в патриархальную власть, а то, что полиция их покрывает, вселяет в них веру в собственное святое начало.
К концу моего оккупационного срока я познакомилась со студенткой медицинского института по имени Алина, которую заточили на днях тоже полицейским путём. Она была очень грамотной, начитанной, знала больше рядового врача, и поведала мне, что её этапировали из соседнего концлагеря под названием «Ганнушкина», в котором заключённым делают на головном мозге высоковольтный электрошок. «Они делают это там с анестезией, но всё равно электрошок остаётся электрошоком, это кощунственно.» - сказала она. Все, слушавшие её, согласились во мнении, что электрошок является жутким зверством.
«Это нелюди» - согласились все. Все поголовно высказывали втайне своё презрение к психиатрам-фашистам и их прихвостням, но сделать ничего не могли. Если будешь драться, дамы в белых халатах вызовут подкрепление – самцов-санитаров, которые своими сильными руками наверняка скрутят все вместе любое, даже самое сильное, тело, не оставив ни одного шанса на победу. Это настоящие лагеря смерти, в которых жестоко и безжалостно ломают людей и их судьбы. Я подумала о многочисленных детских психконцлагерях-интернатах, которые в великом большинстве существуют по всей стране сегодня, где маленьких мучеников методично убивают парализующей отравой, и мне вспомнились слова Солженицына, которые будут звучать в веках: «Захват и содержание свободомыслящих здоровых людей в сумасшедших домах есть духовное убийство, это вариант газовой камеры, и даже более жестокий: мучения убиваемых более жестоки и продолжительны. Как и газовые камеры, эти преступления не забудутся никогда, и все причастные к ним будут судимы без срока давности, пожизненно и посмертно.»
Европейский Суд по Правам Челавека вынес постановления обо всех странах бывшего Советского Союза, превративших идеи и мощности социалистического государства в гитлеровскую фашистскую машину, и поставивших карательную психиатрию на службу унижения и подчинения народа руками силовиков, и определил те экзекуции, которые проводятся в психконцлагерях смерти над невинными людьми – настоящими пытками. Видимо, российская власть именно для защиты концлагерей издала в 2015 году закон об игнорировании решений Европейского Суда, отдав народ на растерзание вандалам, внушив несведущим обывателям идею «порочности Запада» наряду с идеей собственной тотальной святости.
Меня закалывали уколами давно запрещённого в Америке и Европе трифтазина по два раза в день в течение месяца. Тогда как ставить такие уколы рекомендуется не больше десяти дней. Когда ко мне приехала на свидание моя тётка из Подмосковья, я тайком позвонила с её телефона домой своей матери, которая двадцать шесть лет проработала врачом-терапевтом. Она спросила, делают ли мне уколы, я ответила «да». На что она замолчала и затем очень удивлённо сказала, что так долго такие уколы ставить «не должны».
Я поняла, что меня закалывают «на убой». На следующий день пришли молодые врачи-ординаторы и заключённых стали вызывать к ним по очереди «для беседы». Меня вызвали к молодому ординатору калмыку лет двадцати трёх. Мы сели за стол в столовой. Поздоровавшись, он сразу начал говорить приглушенным голосом: «Вам принесут бумагу, в которой сказано, что Вы добровольно согласились на «госпитализацию». Вы её должны подписать, тогда Вас отпустят. А если Вы не подпишете эту бумагу, то они имеют право держать Вас бесконечно долго. Вышел закон, согласно которому они имеют право выпустить Вас только в случае наличия принудительного согласия. Я Вам советую подписать эту бумагу, тогда Вас отпустят домой. Долго Вас после этого держать не будут, так как Вы иностранный гражданин.»
На следующий день санитарка выборочно молча раздала заключённым, и мне в том числе, вышеозначенную бумагу. Я посмотрела – даты, под которыми требовалось поставить подписи, были проставлены задним числом. Я подписала, помня совет калмыка.
Через сутки после того, как я подписала принудительное «согласие на госпитализацию», ко мне подошла Наталья – [ка]лечащая меня «врач» в белом халате.
«Когда меня выпустят?», - спросила я, как водится ~поздоровавшись.
Наталья отвечала неизменно надменным приказническим резким тоном, всем своим видом показывая, что она целиком и полностью владеет моей судьбой, как, впрочем, и судьбами всех остальных узников концлагеря:
«Подожди. Мы тебя ещё будем показывать профессору, решать опасна ли ты для общества».
К профессору меня повели примерно через неделю. Меня завели в потайную комнату, где на кожаных диванах сидели молодые люди в белых халатах. Среди них был и тот калмык. Это были ординаторы.
Мои коленки сковывал тремор, от длящихся уже месяц уколов трифтазина. Передо мной возник профессор преклонных лет, он поздоровался и представился: «Меня зовут Аркадий Валерьевич, я здесь работаю.» Мы с ним вежливо побеседовали о моём творчестве и стихах, он, как мне показалось, искренне интересовался идеями моего главного труда, заметив, что знает об исследовании полагающем тесную связь русского и санскрита. Я уже начала проникаться к нему доверием и симпатией. Как вдруг, он спрашивает меня: «Скажите, а пучок на вашей голове как-то помогает вам в исследованиях?»
Я была буквально ошарашена. Разве серьезный профессор, задающийся серьёзными вопросами о человеческой душе, может мыслить так нелепо и нести такую чушь? Как ни в чём не бывало, я ответила: «Нет, это просто причёска, мне она полюбилась с детства, когда моя мама мне заплетала косу на голову для занятий балетом». Он стал расспрашивать меня о том, «как я заболела». Я ему рассказала о годах борьбы во время написания Ишвараведы, о гудках поезда.. Я решила не доверять ему, рассказав лишь минимальную информацию. Описывая свою встречу с датским бароном по интернету, который был членом «Комитета 300»[3] и Бильдербергского клуба[4], и стал моим хорошим другом, я проронила слезу, заметив, что он так и не приехал ко мне тогда. Оказалось, что профессор ничего не знает ни о «Комитете 300», ни о Бильдербергском клубе. Когда слёзы потекли у меня из глаз и я всхлипнула, вытирая глаза рукой, он резко произнёс: «Подождите. Нам надо решить.» (Я то давно поняла, что они хотят меня решить.)
«Есть ли абсолютное зло?» - спросил он меня.
«Нет, Дьявол служит Богу» - парировала я.
Я обратила внимание на калмыка, сидевшего на диване. Он спал, или притворялся, что спал.
«Что Вы хотите?» - спросил профессор.
«Замуж хочу» - ответила я.
Он задал ещё несколько вопросов про Казахстан, спросил могу ли я ему перевести английскую монографию. Я согласилась ему помочь. Мы договорились встретиться завтра. Больше мы с ним не виделись.
Сразу же после визита к профессору, мне принесли капельницу.
«Тебе отменили уколы и с этого дня назначили капельницы» - хмуро пробормотала медсестра, устанавливающая у моей кровати стойку с акинетоновым раствором, готовящаяся вколоть мне в вену иглу. После того как медсестра ушла, под иглой в месте укола начал раздуваться воздушный пузырь – игла не попала в вену, и препарат шёл под кожу.
«Что попало делают. Не зря ЕСПЧ называет это пытками. Они преступники.» – подумала я, - «Видимо, профессор решил, что меня «закололи» трифтазином, и назначил капельницу, которая должна вывести эту отраву из моего организма. Получается, они дозируют яды совершенно необоснованно, по своему желанию назначая и отменяя какие угодно препараты, абсолютно безо всякой здравой логики. Ведь парализующие мозг запрещённые таблетки, которые убивают не меньше, он мне не отменил, напротив, прописал мне их на пожизненное отравление.» Я стала думать, как психиатры в своих уродливых умах, исковерканных псевдонаучными знаниями, делают выводы о человеческом «заболевании», не имея никаких физиологических оснований. На каком основании они абсолютно здоровым людям ставят разные «диагнозы», позволяющие совершать над человеками самые дичайшие пытки, от травли парализующими всю нервную систему химикатами до изобретённой в фашистской Италии электро-конвульсивной «терапии», препарировании лобной доли мозга вводимыми через глазные яблоки хирургическими инструментами и других дьявольских истязаний.
Было абсолютно ясно, что они даже не удосужились изучить мою историю «болезни», а точнее, отравли, ни спросили о реакции моего организма на психотропную отраву, не стремясь узнавать о жесточайших гиперпирамидных проявлениях, неизбежно возникающих у меня при применении к моему организму фашистского инструмента пыток под названием «нейролептик». Из всего творящегося со мной, можно сделать вывод, что псевдоучёные под постыдным названием «психиатры» не проводят никаких анализов на аллергические реакции перед тем как начать применять к человеке тот или иной препарат, а также, что они либо намеренно не осуществляют выявление предрасположенности к гиперпирамидному расстройству, либо, скорее всего, не имеют методов такового выявления вообще, однако, зная об ужасных его проявлениях, способных убить челавека, продолжают безалаберно назначать нейролептики в хаотическом порядке и в самых их ужасных формах наугад. И при этом от народа скрывается статистика! Всё это свидетельствует о том, что эта лженаучная банда изуверов только проводят опыты на людях с целью уничтожить, навредить, разрушить человеческую суть, и их деятельность даже близко не имеет никакого отношения к медицине. И если в остальной медицине открыто заявляется, что учёным пока неизвестна природа ни рака, ни ВИЧ, то вся психиатрия является заявлением о своём высочайшем и непререкаемом авторитете в вопросах человеческой души, ума, мозга и тела. И никогда и нигде вы не услышите фразу: "Психиатрии до сих пор не известно..." Они "знают всё". Это не то что не наука, это даже не религия~ потому, что религия утверждает существование непостижимого ~психиатрия есть догматология - псевдонаука, зиждящаяся на системе догматов, созданных и создающихся сборищем коршунов, пирующих над горем человеческих душ. Так "можно" убивать любое существо, облекая это в форму помощи и спасения. Этот образ поведения свидетельствует о том, что психиатрия имеет религиозное происхождение и берет своё начало из патриархальной христианской доктрины, в которой как раз и утверждается необходимость спасения через пытки. Причём, источником и поборником психиатрического насилия над народом является как западное, так и русское псевдохристианство, которое, как видим, с радостью стало спонсором карательной психиатрии на базе советского опыта подавления народной воли и мысли, "до зубов" вооружившись разными видами химического зелья в своем противостоянии Истине. И не только иконы Божьей Матери, которыми беспрепятственно украшаются стены психконцлагерей, но и открытое, производимое до сих пор, молчание патриархов церкви, свидетельствует об этом. И, естественно, при молчаливом согласии всех остальных религий Великой Российской Империи, объединившихся для сохранения вовсе не единства народа, как показывает история, а целостности своей патриархальной мафиозной структуры. Это является ярким примером того, как Дьявол использует божественное оружие против самого Бога. Поэтому патриархи так боятся Ишвараведу, и усилили свою пропаганду с её появлением, в предсмертных судорогах пытаясь всеми доступными способами уничтожить Мессию, идущего на спасение народа Земли и всей Вселенной.
«Ты что, не поняла? Ты в Аду.» - вспомнила я сказанные мне в 2014 году слова величайшего из всех мудрецов всех времён, в тот момент, когда трое ржущих психиатрических ублюдков-санитаров везли меня в старой колымаге на смерть, лапая мне грудь и в ужасах описывая мне картины как они меня намерены истязать в гараже.»
«Они хотят сделать меня инвалидом, но у них ничего не выйдет» - подумала я.
Утром меня в коридоре встретила ведущая моё секретное досье врачиха Наталья. Высокомерным командным тоном, каким она всегда общалась с заключёнными, она обратилась ко мне:
«Ну что, Юля, мы тебе отменяем уколы, через две недели ты должна улететь в Казахстан. Я разговаривала с твоей тётей на днях, она купит билеты и в день вылета мы тебя выпустим. Если ты не улетишь самостоятельно, тогда тебя вышлют эвакогруппой и тогда въезд в страну тебе будет закрыт на пять лет.» - я молча смотрела в бесстыдные фашистские глаза.
«С кем ты здесь общаешься? С кем познакомилась? Если будешь так дальше, тебя лишат дееспособности. Твоё заболевание неизлечимое, также как сахарный диабет. Ннет…не излечимое» - уверенным тоном душеприказчицы, ощущающей свою абсолютную власть над душами людей, сказала она в полном осознании своей праведности и сакральности творимых фашистами дел. «Кто им это внушает?» - подумала я. – «Не иначе как Дьявол, в лице патриархов, усевшихся у власти». Надо же, неизлечимая неизъяснимая болезнь, анамнез которой скрывается от самого заболевшего. Почему же, интересно, мне раньше никто не говорил о моей «жуткой болезни», до того как я получила три высших образования и написала все мои научные работы, получила водительские права, была членом профсоюза предпринимателей и обучила языкам двадцать тысяч детей? Оказывается, меня давно уже надо лишить дееспособности! Каким образом они ставят свои «диагнозы»? Почему они засекречивают все данные о проводимых на людях испытаниях, а также статистику? Видимо они считают народ безмолвным стадом баранов. Разве без государственной поддержки это возможно? И уж точно невозможно то, что православная церковь не возмутилась бы, узнав, что над входом в самый бесчеловечный в мире концлагерь смерти, и в центральных комнатах его, висит икона Владимирской Божьей Матери с младенцем Иисусом. Под чьим же молчаливым согласием эти убийцы младенцев прикрываются распятым ими телом Христа?
Фашистка продолжила распинать Божье дитя, как будто резала кусок говядины:
«Я тебе назначила «Солеан».
«От «Солеана» мне плохо.»
«Тогда «Лимипранил», - не задумываясь выпалила она.
«А от него должно быть лучше, да?» - издеваясь над фашистским приговором, серьёзно спросила я.
«Да, должно быть лучше» - ни секунды не тратя на размышления, ответила дьявольская фантазёрка.
На самом деле, эти два фашистских препарата являются абсолютными аналогами с одним действующим ядом, различаются лишь названия. Оба запрещены в Европе и Америке. Я подумала, кто же придумывает такие фантазийно-сказочные названия этим жесточайшим фашистским орудиям пыток.
«Кишечник твой придёт в порядок, когда ты перейдёшь на домашнюю еду.» - сообщала врачиха мне судьбу моего кишечника, расставляя ударения как заправская профессорша, с такой интонацией, будто выговаривала своей нашкодившей собаке. - «Я подготовила все документы тебе на выписку. В день вылета ты хорошо поешь, я скажу чтобы тебе оставили порцию, потому что в самолётах сейчас не кормят». Я слушала её, пристально глядя ей в глаза. Мне стало тошно от их безудержного животного стремления напичкать человеческое тело, мирно или насильно. И она, и я прекрасно знали, что в самолёте кормят, как и оказалось. Видимо, они хотят чтобы мой раздувшийся от каловых масс кишечник лопнул в полёте от давления. – подумала я. Мне было жутко и смешно от безумной наглости и самоуверенности этих одержимых Дьяволом людей. Я то знала точно, что Бог меня спасёт от судьбы мученицы, не даст им превратить меня в кусок свиного жира и бездыханный овощ, - цель, которой они добивались уже давно. Из пророчеств казахских святых, я знала какая мне уготована судьба, и что я поведу за собой народ, буду лидером нации. Изменить Божий замысел не под силу никому, даже тем, кто мнит себя Богами.
В назначенный день и час мне принесли одну жалкую бумажку в четверть листа, в которой была написана дата моего «визита к душеврачевателям» и вместо настоящей фамилии душегубки была написана моя фамилия. Больше никаких сведений и фамилий указано не было.
«Её фамилия Мирошниченко, я знаю.» - вспомнились мне слова одной заключённой, молодой двадцатилетней девушки. Но на то Дьявола и зовут «лукавым», что он во что бы то ни стало пытается обмануть и уйти от ответа. Я не хотела просить у фашистов ещё одну клизму. Прошло восемь дней после опорожнения кишечника насильственным путём. Он был замерший, как будто его у меня не существовало, его отключили за ненадобностью, ведь узники концлагеря не принадлежат себе, и тело им больше не нужно. Мы – потенциальные трупы.
Мой живот был раздут как мячик. Я подумала как я вынесу четырёхчасовой полёт, ведь сила гравитации на высоте увеличивается. Выдержат ли стенки моих бедных кишок такую нагрузку? Я посмотрела вперёд и поняла, что выживу, я долечу и дома сразу первым делом сделаю себе клизму.
Настало время отбытия. После описи и выдачи всех моих вещей (за исключением украденных денег, двухлитрового контейнера мёда и нового журнала «Московские торги»), мне выдали порцию обещанного питания. Съев норму тушёной капусты по минимуму, чтобы не ворошить логово фашистских изуверов в последний час, я отправилась на выход, где меня ждала моя тётка.
«Живее! Поторапливайтесь! – прикрикнула на нас, или на меня, жирнющая санитарка. – У меня много дел!»
Мы вышли за железную дверь отделения. Дверь за нами закрылась.
«Я купила тебе билет, если ты не полетишь, деньги пропадут» - сказала тётка. Но у меня не было даже в мыслях – не лететь. Как у Христа не было в мыслях не следовать воле своего «отца», отправившего его на закланье. Мы вышли на улицу. Я оглянулась вокруг. Мы, как два маленьких кораблика, находились в центре целого комплекса высоченных тёмно-красных кирпичных зданий самой большой в СССР психбольницы «Кащенко» - океана безвинно загубленных человеческих душ. Вокруг царила идеальная чистота. Мирно зеленели лужайки. Было около двух часов дня 16 апреля 2016 года. Сколько судеб перемолото здесь через жернова психиатрии, сколько извергов-психиатров, совершивших сотни тысяч античеловечных преступлений отправились в Ад за всю историю этого сатанинского заведения. Если посчитать сколько оно функционирует и умножить на количество жертв, то, я думаю, это число во много раз превысит количество задушенных в газовых камерах, замученных в гитлеровских концлагерях. Мы долго шли по территории адской обители человеческого горя. За оградой нас ждал родственник на старой легковой иномарке.
Мы поехали в аэропорт. Через два часа уже был вылет. И душа и ум мои были пусты как никогда. Казалось, они стали ещё закалённее после перенесённых испытаний. Мне вспомнилась древняя русская поговорка, которую любит мне повторять мой датский друг, член «Бильдербергского клуба» и «Комитета 300», барон Ревентлов фон Билле-Брахе, вспоминая свою русскую бабушку: «Всё, что не убивает нас, делает нас сильнее.» Мне также вспомнились его слова после визита в древнюю столицу: «Москва милый город». И то, что он мне сказал два года назад незадолго перед моим выходом на распятье: «Да, dear, скоро ты будешь править Миром. Тебя уже выбрали, скоро ты взойдёшь на трон России» Ни одной лишней мысли не было у меня в голове. Я помнила, что я не человек, а программный код действия, запрограммированный до рождения на определённую цель, и теперь я ещё больше укрепилась в своей вере. Я с детства знала кто я есть. И наступит день, когда я стану причиной глобальных перемен во всём Мире в результате которых исчезнет несправедливость и бесчеловечность. Я ступила на трап самолёта, без малейшего сожаления покидая отживающую свой век столицу, навстречу судьбе.