Сердце дома. 

В живописном селе, вдалеке от суеты больших городов жил был дом. Домов таких в местечке было много: в садах, весной и летом утопающих в зелени, осенью – ярких, урожайных, снежно-сонных – зимой.
Много лет стоял он на своём месте, встречал и провожал гостей, знал их истории, считал себя частью их мира. Крепкий дубовый дух поддерживал его стены. Доски пола из того же дерева были гладко подогнаны одна к другой. Посредине дома, словно его сердце, стояла большая печь с лежанкой. И пусть она занимала почти половину комнаты, но ведь у каждого дома – своё сердце.
Холодными зимними днями печь топилась, и тепло окутывало все комнаты. Дрова в печи переговаривались между собой, потрескивали, создавая особую атмосферу уюта. На лежанке любил погреться хозяин, дети забирались на самый верх и играли в свои нехитрые игры. Хозяйка готовила еду в печи. Все домашние обожали её стряпню. «Ни с чем не сравнимый вкус! – восхищались городские гости. – На наших плитах такого не приготовишь».
В доме было три комнаты, и печь отдавала своё тепло каждой их них. Даже чердаку удавалось согреться – ведь по трубе проходил горячий воздух. Рядом с домом, как и положено в каждом селе, располагались хозяйственные постройки и небольшая «летняя кухня». Хозяйка готовила там еду летом, в жару. В большом доме тем временем царила прохлада, домочадцы предпочитали скрываться там от летнего солнца. В это время года сердце дома отдыхало и наслаждалось покоем.
Время шло, дети выросли, перестали играть на печи. Они уехали в город учиться и позабыли про уютный деревянный дом. Он остался стареть вместе со своими хозяевами. Всё реже и реже растапливалась печь – в сердце дома начали случаться перебои. Для хозяев, теперь уже стариков легче было проводить время в летней кухне – там была небольшая печь, которую хозяйке растапливать стало гораздо сподручнее. Да и еды теперь готовилось всё меньше и меньше.
Дом загрустил. Большой орех, ровесник дома, пытался подбодрить его, но хандра крепко вцепилась в деревянные стены. Вскоре хозяева оставили дом насовсем. Но появились другие. Снова детский смех и веселье. Дом оживал, сердце забилось – печь оказалась нужной и полезной. Снесли старые постройки, и рядом с деревянным домом появился новый каменный вариант летней кухни – симпатичный двухэтажный домик с несколькими печами и собственной сауной. Деревянный дом тоже обновился. Его обложили кирпичом, заменили окна и отобрали сердце – разобрали огромную старую печь, заменив её другой, поменьше. Очень удобной, занимающей мало места грубкой.
«Как же так?! – думал дом. – Что мне теперь делать без сердца?» Друг-орех успокаивал, говорил, что тепло осталось тем же и дым из трубы идёт исправно. Пространство комнаты увеличилось, орех был прав – новая печь обогревала старательно и усердно. Однако старый дом продолжал печалиться и хандрить. Казалось, все оставили его, он перестал чувствовать себя нужным.
Однажды в гости приехал художник. Дом сразу почувствовал: будут перемены. Он не знал, какими именно они будут, только всё нутро дома затрепетало. Сопротивление, предчувствие неминуемых изменений сотрясали дом изнутри. В посудном шкафу зазвенел хрусталь. Хозяева даже подумали о землетрясении – так реально вздрогнули дубовые стены.
Художник внимательно осматривал стены, балки на потолке. Каждую комнату. Особенно его заинтересовала кладовая, там не успели сделать ремонт и глиняная неровная штукатурка с вкраплениями соломы местами отвалилась, обнажив дубовую основу. Человек водил ладонью по шероховатой поверхности и дом чувствовал мурашки от этих прикосновений.
«Какой интересный дом, – подумал художник. – Глубокий и со смыслом. Мне хочется нарисовать его». И остался. По утрам художник выходил к колодцу, обливался водой, прогуливался по саду, завтракал и начинал работать. Его картины были скорее абстрактными, поэтому дом не сразу понял, что именно изображает мастер. А когда понял – ужаснулся. Он почти физически ощутил, как художник проник в самое нутро, надёжно спрятанное от всех. Чёрное, источенное жуками нутро, которое сам дом не хотел или не мог замечать. Дому казалось, что картины отображают всю его прошлую жизнь, выворачивают наизнанку, приказывая смотреть на тяжкие увечья и жестокость.
Сам же художник радовался своим работам. Разговаривая сам с собой, он обращался и к дому: «Мы вычистим эти Авгиевы конюшни. Не нужно бояться света, пусть весь груз прошлого, накопленный годами, выходит из тебя болезненным гноем. Отпусти старые, больные воспоминания, пусть уходят. На их место придут новые переживания, свежие, настоящие. Не стоит зависать в прошлом и хвататься за соломинку, тем более если она покрыта глиной».
«Это он о моих стенах», – решил дом. Признаться, он не мог понять о ком говорит художник. О доме или о самом себе. И всё же, чем больше картин появлялось на стенах, тем живее становился дом. Последнюю он узнал сразу, скорее даже почувствовал. Могло показаться странным, но про себя художник называл её «Сердце дома».
А потом художник уехал. Его ждали дальние страны и путешествия. Картины оставались на своих местах, ими восхищались уже другие гости. И «Сердце дома» занимало центральное место. Только теперь дом знал, что сердце не заключается в каком-либо предмете. Это ошибка, привязанность к старым привычкам. Желание не меняться или наоборот – желать и не иметь возможности насытиться. Дом изменялся, сам того не ведая. Неизвестный художник подарил ему возможность наблюдать себя со стороны. Иногда дому казалось, что он даже может летать. Орех радовался изменениям, происходившим с другом. Птицы на его ветвях пели веселее и громче, плоды обещали превзойти по размерам все предыдущие урожаи.
Между тем с домом происходили и другие изменения. Септик, водоснабжение и отличный новый санузел появились как бы между делом. В то время, пока дом наблюдал и размышлял над своими привязанностями к прошлому, выросла прекрасная новая веранда, до самого ореха. Теперь друзья стали еще ближе.
– Как ты изменился, – заметил орех, – стал совсем другим, хотя внешне это не слишком заметно. Что произошло?
– Я понял, что воспринимал все слишком буквально. Сердце, душа... Ну какое сердце может быть у дома? Это всего лишь метафора, чьё-то представление обо мне. Предполагаю, старой хозяйки. А я был слишком привязан к ней. Вот ты... Скажи, ты очень привязан к своим корням?
Орех рассмеялся:
– Ну что ты, разве это привязанность? Мои корни – тоже я, они есть, также как и листва. Мои плоды каждый год меняются, но я не привязываюсь к каждому упавшему ореху или листу. Я радуюсь переменам. Когда-нибудь наступит день, и я упаду. Надеюсь, не на тебя, друг мой.
– О! Возможно к тому времени и падать будет не на что – пошутил дом. – Хотя эта новая кухня, – он подмигнул ореху, – очень мне симпатична, с ней поосторожней.
Краски осени были особенно яркими в этот солнечный день. Ветви ореха ласково поглаживали крышу новой веранды, а премилая кухонька выглядывала из открытых настежь окон.
«Сдается мне, это была депрессия» – подумал дом. – У людей ведь бывает. Говорят, из неё выходят обновлёнными. Вот и я так же». Он улыбнулся и заглянул в «Сердце дома». Картина висела на видном месте и ничем не напоминала о сердце. Кроме дома, тайну знал только художник.