Домовник

Наша деревня раньше слыла самой крупной в сельсовете, домов восемьдесят. Дома-то какие! Высокие, по три-четыре избы под одной крышей, часто двухэтажные, с резными наличниками. Да еще конюшня, да хлев, да баня, да прочие постройки. Расположилась деревня на месте безопасном от водополья, между двух рек на высоком взгорке. И красота какая: глянешь по сторонам, кругом небо, а вниз от деревни поле сбегает и луг стелется. Сколько я помню, да и старики рассказывали, в нашей деревне голоду отродясь не знавали, ни при царе, ни при колхозах. Земля вокруг плодородная, полей, пастбищ и покосов всем хватало без скандала, живности в каждом хозяйстве полный двор. Опять же и трудились с рассвета и до заката, старались как можно больше сробить. Правила придерживались: домой с пустыми руками не возвращаться! Около реки трудишься, заодно заклады или морды (1) поставь, да рыбы налови, около леса — грибов, ягод набери, по лугу идешь — нарви трав лекарственных. Запасов у каждого в доме на три года вперед хватало.
В дальних волостях завидовали такому укладу, поэтому в деревню невест отдавали охотно, считали, что им обеспечено справное житье. А еще больше имелось расчетливых парней, желающих попасть в нашу деревню в домовники.
Кто такой домовник? Это молодой человек, женившийся на девушке, наследнице дома. Пусть у него не имелось и копейки за душой, главное, чтобы он продолжил род, не разбазарил хозяйство, а еще лучше, если сохранил и продолжил местную фамилию. В нашей деревне домовников привилось немало, в соседях три таких устроились, на тятиных сестрах двоюродных женаты. И все как один, родственники меж собой, выходцы из бедного житья. Уж как мы их с детства не любили! Да и было за что! Смолоду-то, рассказывали, пока женины родители были в силе, они вели себя смирно, от труда не увиливали, похвалу от людей собирали. А пришло их время, начали характер демонстрировать. К соседям своим стали высокомерие и подлость показывать. Как они дековались (2) над своими женами и детьми, так и не передать. Сколько домашние ни стараются, все не угодят. Хозяин только на порог заступит, и сразу с надзором да с пристрастием, все ли ладно в доме, управлена ли скотина, все ли поручения выполнены... И чтоб еду горячую немедленно на стол подавали, а без него никто и крошки съесть не имел права. Слова молвить поперек нельзя. Чуть что, за плеточку, да так налупит, что неделю ни сесть, ни лечь.
А праздник придет, соберутся вместе дядья, начнут вспоминать, как куралесил их дед Маркел, примутся хвастаться друг перед другом, кто как свою жену строжит, да какие подружки у них имеются на стороне. Помню, Федор Иванович рассказывал, как пришел домой с гулянки с тальянкой через плечо, а жена ему: «Что, Федя, наигрался вдоволь? Напелась, Анфиска, песенок?» А он: «И ты сейчас напоешься». Выгнал нашу тетушку Анисью в одной исподке, а было это около Покрова, приказал сесть на край открытого колодца и всю ночь частушки петь.
Тетушки мои счастья много не знавали. Одна потеряла ребеночка, надорвавшись на работе, да так и осталась бездетной. Вторая простудилась сырой осенью и умерла от воспаления легких, оставив сиротами четверо детей. Третья от постоянных побоев и издевательств наложила на себя руки.
Нас у родителей из семерых детей выжило четыре дочери, все — погодки, я — средняя. С ранних годов нам объясняли, что одной из нас придется с домом остаться. Таких хороших домов во всей округе не сыскать! Срублен из векового леса на два этажа с балконами, весь день из наших окон солнышко не уходит, а избы просторные, чистые, коридоры широкие, лесенки удобные. И лавки, и полки, и шкафчики все расписное. Ни одна дверь не скрипнет, не хлопнет! Умели дедушка и тятя мастерить по дереву. С одной стороны дома выбежишь — лужок красивый, с другой — речка вьется, от нашего дома за водой ходить ближе всех в деревне.
Хоть домом родительским я и дорожила, но насмотревшись на худое соседское житье, не хотела попасть в рабство к домовнику-извергу, зарекалась, пусть кто-нибудь из сестер с тятей в доме век доживает, только не я. Одно дело планировать, другое жить. Сызмальства имелась у меня симпатия, в школе вместе учились, обещал жениться после армии, да только он домой не вернулся, перехватила его другая. Старшую сестру Анну отправили в ФЗО (3), там она и осталась жить, вторая сестра вышла замуж в соседнюю деревню, а младшая утонула во время сплава. Так и осталась я с тятей в родном доме.
Время пришло уже другое, деревне стало жить вольнее: заработки хорошие, тяте пенсию назначили, личное хозяйство прибыль приносит, колхоз техникой помогает, если надо дров привезти или участок вспахать. Дом содержать и мне оказалось посильно. Мне уж на четвертый десяток перевалило, и я смирилась: участь моя в старых девах век доживать. Тут-то и повстречалась мне моя судьба.
Однажды по весне в деревню заехала экспедиция геологов, предстояло им исследовать, есть ли, нет в наших краях полезные ископаемые — нефть и газ. Геологи, человек двадцать, ребята все молодые, красивые, городские - из Ленинграда. Расквартировались в соседнем доме через дорогу, окна в окна, так что нам видно, как чужаки обживаются, а им наш дом как на ладони. Мы тогда в хозяйстве две коровы держали, овец и кур, так что геологи подрядились у нас покупать молоко, масло, творог и яйца, овощи и картошку мы им бесплатно давали, не жалко, нам все равно девать некуда. Среди геологов было трое совсем молодых парней, выехавших, как они называли, «в поле» впервые, деревенскую жизнь представлявших только по фильмам. Очень уж им наши продукты нравились, и вода без хлорки из речки. Я как-то на Троицу пирогов напекла, они их так уплетали, будто век не едали. А мне и смешно над ними, и жалко: на чужбине никому не сладко.
Но если честно говорить, то деревенским не нравилось поведение горожан. Геологи много пили водки, играли в карты, бузили, в общем, репутацию заработали неважнецкую, когда уехали, местные вздохнули с облегчением.
Однако, через пять дней один из тех молодых парней воротился, и к нам в улочку. Мы в тот час с тятей сидели ужинали, в окошко увидели, подумали, забыл чего. Сердце мое аж заколотилось от предчувствия, я бегом на крыльцо. А он подходит ко мне, поздоровался, зарделся весь и говорит:

• Александра, выходи за меня замуж! Я понял, что жить без тебя не могу. Лучше тебя и краше я никого не видел и искать не хочу. Невмоготу мне больше с пьяницами общаться, хочу жить с тобой и для тебя! Я люблю тебя!
  Остолбенела я от удивления, я таких слов отродясь не слышала, у нас в деревне если даже сватаются, так прямо не говорят, а что-нибудь витиеватое: «Ваш товар, на купец...», или «Не хотите ли стряпать у моей печи...», а чтобы так прямо и без обиняков, в голове не укладывалось!
  Тут тятя мой вмешался:
• Ты нам мил-человек, личность неизвестная, кто тебя знает, что у тебя за душой, может, в чем повинен, от кого бежишь. Зачем и куда ты ее сманиваешь? Не отпущу я Шуру с тобой! У нее здесь пуп резан, здесь дом дедовский.
  Веня в ответ:
• Со своей семьей я вас позже познакомлю, если пожелаете, мои родители, братья и сестры на заводе имени Кирова работают.
  Отец не унимается:
• Что же тебе, как всей семье, на заводе не работалось? Чем же тебе город не хорош?
  -Тятя, прекрати допрос, наше-то какое дело до чужого житья! - взмолилась я.
  А Веня не отступается:
• За счастье почту город оставить и жить в вашем доме, если на то будет воля ваша.
  А отец для пущего страху:
• У нас тут принято, если в дом приходишь, фамилию менять. Готов ли ты от своей фамилии отказаться и наш фамилию продолжить?
• Готов, - не моргнув глазом, сходу выпалил Веня, - я на все ради Шурочки готов! Лишь бы рядом с нею быть...
  И так он меня растрогал, так покорил твердой решимостью, что я забыла про все свои старопрежние страхи и клятвы не принимать домовника. Мы на другой же день подали заявление в сельсовет и расписались. Венечка, как и обещал, мою фамилию взял.
  С того дня зажили мы с мужем душа в душу. К деревенской жизни Веня привык быстро, поначалу я его пытала, не скучает ли он по родному городу. Лет пять он отмалчивался, а потом признался: чего там хорошего, полгода в Питере погода мерзкая, слякотная, кругом камень, серость, ветер с залива, ни одного живого деревца из окошка не видать. Пять человек взрослых ютится в одной комнате большой коммунальной квартиры, где не скоро дождешься очереди в туалет, все ругаются, кричат...
  Раздосадовалась я:
• Так ты на мне из жилищных соображений женился?
• Без тебя, Шура, я бы помер уже, вся прошлая жизнь для меня хуже каторги. Ты — мой ангел-хранитель, в этом доме мне рай на земле.
  Я никогда и представить не могла, что так дружно можно жить с мужем и днем, и ночью. Он ласковый был, слова грубого не слыхала, берег меня. Любую работу вместе делали, сначала я мужу подсказывала да подучивала, как надо грядки копать, как сено метать, а потом он и сам лучше многих местных в крестьянском деле стал смекать. Получил права водителя. Водки он не злоупотреблял, разве по большим праздникам две стопочки, выпьет и все, табака не курил вообще, попусту языком не трепал. Книг много читал. Денег мы с ним зарабатывали больше всех в колхозе. Дом разукрасили как картинку, самые первые купили машину и телевизор. Каждое лето к нам в гости приезжали его мать и племянники. Нравилось горожанам деревенское житье, а свекровь все на нас налюбоваться не могла, мне спасибо говорила.
  Мы прожили с Венюшкой вместе тридцать лет, и каждый день я радовалась и Бога благодарила за то, что мне такого человека послал. И теперь молюсь только об одном, чтобы мы с ним на том свете встретились непременно.
  (1) - рыболовецкие снасти.
  (2) - издевались
  (3) - фабрично-заводское обучение