КАК РОЖАЛИ В СТАРИНУ

Сейчас много разговоров о том, как в старину была устроена жизнь беременной женщины и женщины, недавно родившей. Бытует мнение, что беременные и родившие как сыр в масле катались. Особенно грешат выдумыванием всяческих небылиц сторонники так называемых естественных родов, долгого грудного вскармливания и совместного сна. А как обстояли дела на самом деле?

Увы, ничего этого не было. О беременности женщины, как правило, узнавали достаточно поздно, поскольку единственным достоверным признаком того, что женщина беременна, было явное шевеление плода. То есть, когда у женщины прекращалось "рубашечное", она предполагала, что "затяжелела", но говорили о состоявшейся беременности только после того, как плод начинал шевелиться.

То, что якобы к беременным на Руси относились с благоговением, — миф. Беременность зачастую воспринималась как помеха и всегда как нечто совершенно обыденное: подумаешь, понесла, дурное дело не хитрое. Беременность не воспринималась как таинство, это был естественный процесс, стоивший не больше внимания, чем легкий насморк. В старину считали, что выкидыш у женщины может быть только по двум причинам: по грехам или "сделали", а не от тяжелой работы, поэтому никаких поблажек беременная не получала, работала по-прежнему много и тяжело, выполняя все свои обязанности по дому. Как свидетельствуют историки, нередко баба шла рожать, бросив белье в корыте или недомешанное тесто. Что касается родов в поле, о которых так любят говорить почитатели естественного образа жизни, то это, конечно, иллюзия, что женщины откладывали в сторону серп, рожали, и тут же вскакивали на ноги, чтобы продолжить работу — "и ничего", и все, мол, были здоровые и крепкие.

Несмотря на то, что такие роды не были редкостью, ни одна здравомыслящая женщина не желала разрешиться в поле. Да, бывали случаи родов прямо в стогу, но это не была норма. Если начало родин заставало женщину в поле, то она старалась попасть домой, чтобы роды прошли в более подходящих условиях. Хорошо, если встречалась телега, — ее могли довезти до избы, впрочем, бывало, что женщина, которую растрясло в телеге, прямо в ней и рожала. В остальных же случаях роженица добиралась до дома пешком. В поле рожали те, кто не успел добежать до дома. Случались роды и на берегу реки во время полоскания белья, бывало, что женщины ухитрялись родить во время «шопинга» — на ярмарке.

Роды принимала повитуха, она же повивальная бабка. Это женщина, овладевшая акушерским искусством и оказывающая роженицам помощь. Повитуха контролировала весь процесс родов, который мог длиться и несколько суток, при необходимости принимала меры для исправления положения плода, для ускорения родов, пеленала родившегося младенца — повивала, от чего, собственно, и происходит наименование этих древних акушерок — повитухи. Кстати, в обязательный послеродовой курс восстановления входило и повивание родильницы — бабка дня через два-три вела ее в баню, там распаренной женщине «правили живот» и затем на несколько часов, а при необходимости — на несколько дней — туго утягивали тканевыми бинтами — это служило профилактикой грыж и выпадения матки. Но пеленание далеко не всегда спасало от этой беды.

Как же проходили собственно роды?

Поняв, что женщине пришло время родить, свекровь, мать или другая женщина в семье посылала кого-нибудь или сама шла за повитухой. Опять же, из боязни, что нечистая сила может навредить роженице, шли окольными путями и бабку звали не прямым текстом, а иносказательно: "Зашла бы ты нашу корову посмотреть, а то обещалась, а не идешь". Услуги повитухи оценивались примерно в десять копеек, один хлеб и один пирог. Если свекровь была скупа, и о цене договориться не удавалось, то так и приходилось женщине рожать без более или менее квалифицированной помощи.

Роженицу обычно уводили в натопленную баню — самое чистое помещение на подворье. У кого по бедности не было бани, рожали прямо в избе. Там, в обществе повитухи, роженица переживала период схваток. Существовало множество приемов для ускорения родов. Схватки женщина обычно переносила стоя: ее ставили в дверном проеме и заставляли висеть на брусе или на вожже, перекинутой через брус. Если процесс затягивался, то роженицу могли трижды обвести вокруг стола, принудить дуть в бутылку, опрокинуть на доске (положить на широкую доску и резко переместить из положения вниз головой в положение вниз ногами), заставить подняться по лесенке на сеновал и спуститься обратно, внезапно окатить ведром ледяной воды, или подговаривали других женщин резко ворваться в баню с криками "Горим! Пожар!", колотя при этом скалками в корыта.

Если уж дела обстояли совсем плохо, то посылали к священнику служить молебен и открыть Царские врата — последнее считалось особенно действенным. Ни о каком кесаревом сечении для простой крестьянской бабы не могло быть и речи. Если после родов плохо отходил послед, то женщине пихали в рот пальцы или ее же волосы — считалось, что возникающий при этом рвотный позыв способствует отделению плаценты. Неудивительно, что при таком родовспоможении в России до революции каждые седьмые роды заканчивались смертью женщины. Так что разговоры о том, что в старину рожали легко, тоже не более чем выдумка.

Мужчины никогда не присутствовали при родах. Исключение составляли случаи, если требовалось провести какие-то манипуляции с роженицей, например, поднять ее на доску. Только тогда могли позвать для подмоги мужиков, которые после оказания необходимой помощи тут же уходили. Никому и в голову не могла прийти такая блажь, как совместные роды.

Новорожденному пуповину перевязывали льняной ниткой и перерезали, в некоторых областях было принято, чтобы повитуха перегрызала пуповину. Пригласить на роды врача могли себе позволить только городские жители при условии, что они были платежеспособны. О такой роскоши, как роды в родильном доме, не могло быть и речи. Загвоздка в том, что самый первый родильный дом появился в России в Москве в 1764 году и предназначался он не для комфорта рожениц и новорожденных, а для того чтобы сократить количество "уличных" родов у гулящих женщин, которые своих новорожденных детей затем обычно выбрасывали в канализацию или на свалку. Рожать в таком роддоме было позором для добропорядочной женщины, поэтому фактически до начала ХХ века рожали исключительно дома.

Женщине позволялось лежать три дня, после тяжелых родов — до девяти дней, потом ее поднимали, и та же повитуха ее "расхаживала". Впрочем, такое было возможно только в больших семьях, где было кому подменить женщину. В богатых семьях роженицу освобождали от работы на весь послеродовой период — шесть недель. Если семья жила особняком, своим домом, без родни, то мать была вынуждена вставать едва ли не через час после родов и приступать к обычным домашним делам. Если роды были летом, то через три дня, максимум через неделю женщина уже шла в поле: считалось, что труд способствует быстрейшему восстановлению. Из-за этого многие женщины получали массу послеродовых осложнений в виде грыж, кровотечений, опущения матки. Единственная помощь, которую они получали, исходила от односельчанок: те на протяжении недели-двух ходили к родильнице поздравить с новорожденным и в обязательном порядке приносили с собой готовую еду, что позволяло хоть как-то облегчить ее труды по хозяйству.

Вопреки распространенному мнению, младенца не прикладывали к груди немедленно после рождения. Молозиво обычно сцеживали — оно считалось "дурным", "ведьминым молоком", способным принести младенцу хворь. Кормили грудью по возможности, как позволяла занятость матери. Частенько женщина просила покормить ее младенца родственницу или соседку, которая была не так сильно занята по хозяйству. Если позволяли условия, то женщины стремились кормить грудью как можно дольше, «пока дитя не застыдится», но не ради самого кормления, а ради того, чтобы не беременеть, — согласно результатам обследований крестьянок в XIX веке у 80% женщин, хотя бы раз в сутки кормивших детей грудью, критические дни отсутствовали на протяжении трех-четырех, а, бывало, и семи лет. По тем временам грудное вскармливание было достаточно надежным способом предохранения.

Конечно, не могло быть и речи о какой-то культуре половых отношений. По свидетельству историков тех времен, когда, как и сколько всегда решал мужик. И в этом вопросе опять же превалировало потребительское отношение к женщинам. Мужья лезли удовлетворять свою похоть, совершенно не считаясь с самочувствием и состоянием женщины: ни критические дни, ни беременность, ни недавние роды, ни усталость не были причиной для того, чтобы "подождать". Он хочет — она обязана. При таком раскладе супружеский долг часто превращался в самое обычное грубое насилие. И ничего удивительного не было в том, что часто женщина, едва родив, через месяц-другой вновь оказывалась "брюхатою", и все повторялось по кругу…

Как же хорошо, что я родилась в современном мире...