Можно скушать. Путевые заметки с Фестивальной Поляны
«Да как он смеет!»
«Какое гавно пишет…»
«Смотрите, какую парашу наваял…»
«Враг поэзии!»
— эти прекрасные, аргументированные фразы писали и говорили в разное время разные люди про моё поэтическое творчество и меня в качестве поэта.
К — критика.
Однако. С некоторого момента стало насрать, опубликует ли меня какой-нибудь условный журнал «Воздух», пройду ли отбор на конкурс / литфестиваль / etc и что скажет любой мастистый литературный эксперт (ругают почему-то в большинстве самарские, а столичным в большинстве почему-то нравится).
Потому что стихи у меня, с..ка, сбываются.
Не исследовал — так оно у всех, у некоторых, или вообще только в моём офигительном отдельно взятом случае: мол, я избранный, и мне срочно следует надеть синий обтягивающий костюм с жёлтым номером «13» на спине.
Кадр из известно какой игры. Геймеры поймут.
Без разницы.
Что конкретно имею в виду.
Была у меня любимая книга в детстве: «Джельсомино в стране лжецов», Джанни Родари. Сказочка. И в этой сказке один особенно любимый персонаж — художник по имени Бананито.
Бананито обладал самой настоящей суперспособностью — его рисунки оживали, «проявлялись в реальности», становились настоящими.
Джанни Родари смотрит поверх тебя, будто ты просто оживший рисунок Бананито.
Сам рисую... не очень. А вот стихи пишу, несмотря на каловые массы, летящие со стороны критиков, видимо, хорошо.
С чего я это взял?
С того, что они — эти тексты — начинают «проявляться в реальности».
Приведу пример. Летом 2003 года, находясь в подростково-пессимистичном настрое с претензией на философское декадентство, и написал вот это:
Улица моей Свободы
Нарисована на бумаге,
По вонючим сточным водам
Гарцует конный патруль;
Не горят светофоры,
Лишь дорожные знаки
Укрывая город,
Качаются на ветру…
И вот, спустя 15 лет, снимаю в Москве квартиру. Точнее, в подмосковье.
Тут нужно пояснить. За все годы, которые я сталкивался с арендой коммерческой и жилой недвижимости, убедился в том, что 100% работает одно важное правило:
«Недвижимость сдавать и снимать только по знакомству. Тогда всё тип-топ.»
Все исключения очень хорошо помню — это были кидки, скандалы и обиды.
Есть нюанс. Подобный подход сильно сужает количество вариантов и поле выбора. Но опыт моей жизни вынуждал строго придерживаться именно его.
Так вот. Идёт 2019 год, я в Москве — достаточно долго, чтобы снимать жильё. И, как по заказу, приходит отличный, недорогой вариант от знакомых.
На улице Свободы. «Та-а-ак» — думаю я.
Кроме этого, в этой самой квартире (как потом оказалось) есть одна большая проблема. Сточные воды. На улице регулярно раздаётся отчётливое, гулкое водосточное амбрэ.
И вот, стоя у окна, которое временами лучше не открывать, в этой самой «свободной» квартире — внезапно осознаю и понимаю что я и когда написал.
Твоюжмать!
Одно дело — когда просто смотришь фильм «Секрет», и совсем другое — когда начинаешь наблюдать его действие в реальной жизни.
Можно объяснить этот эффект с помощью когнитивной психологии и нейробиологии. Можно уподобить современный стих (особенно при декламировании) архаичному «магическому заклинанию».
Можно просто пойти по логике вещей, и предположить, что когда пишется и читается стихотворный текст, в него втягивается много эмоций, вдохновения — читай энергии и внимания. И потом эти «инвестиции» просто дают дивиденды.
Суть не в этом. Суть в том, что я в определённый момент чётко осознал, что запах сточных вод из квартиры на улице Свободы «напрограммировал» сам.
А если уж действительно выбирать, где в Москве и МО жить — это какое-нибудь кристально чистое Одинцово. Или внутримкадье. Соответственно, мне эта «вонючесвободная» стихотворная «программа» не нужна, и пора как-то от неё избавиться.
Но как?
«Рукописи не горят»
— М. Булгаков, "Мастер и маргарита"
На тот момент далеко не в первый раз отследил и понял, что сбываются написанные в моих поэтических текстах вещи.
Я пробовал их раньше просто стереть, забыть, «развидеть». Не работало.
Стоило только «удалить» — даже просто из памяти компьютера — какую-либо программу-стих, это приводило к обратному эффекту — она как бы всплывала из глубины восприятия на поверхность, начиная, как навязчивая мелодия, плотно забивать эфир и ещё прочнее впечатываться в мозг. «Активироваться».
Причём «пакетное удаление» не помогало — естественно, пробовал рукописенегорение и так обхитрить. Части «пакета» начинали по очереди, с некоторой задержкой и довольно неожиданно — но всплывать.
Поэтому я сел, и стих дописал. Поправил некоторые моменты, которые мне не нравились. Добавил то, чего бы мне хотелось.
И, буквально через полтора месяца, с квартиры на улице Свободы съехал. Быстро и даже для себя немного неожиданно. Обстоятельства сложились.
Это один, маленький пример. Но суть вы поняли.
В моей жизни, благодаря разным практикам, роду и стилю моих занятий и встрече с Пламенем, начали заметно сплетаться сон и явь. А, значит, наяву начали вылезать рождённые сном разума чудовища.
Стихи из меня заструились, к сожалению, в далёком отрочестве-юности, были тогда неосознанной и довольно депрессивной попыткой сублимации, смешанной с наивным самоосознанием. Ну, как детские книжки из серии «Я познаю мир», только в 1000 раз короче и с рифмой.
Всё это помножилось на подростковое желание выпендриться.
Что уж и говорить, в качестве «заклинаний» такие тексты были скорее невольными, неосознаваемыми — а потому довольно хитрыми проклятиями.
Причём много. Одних только стихотворных текстов триста с гаком.
По моим наблюдениям, прозу в плане «самосбывающегося самопророчества» можно практически не принимать в расчёт — то ли я (к радости) хреновый прозаик, то ли «заклинание» лучше, когда короткое, эмоциональное и в рифму.
Да, знаю, верлибр тоже жанр, но, я думаю, вы поняли.
И вот, представьте себе, что, например, в компьютере одновременно запущено 300+ программ, которые занимают процессорное время, обращаются к диску, используют оперативную память… И, что самое важное, часто не то, чтобы не полезны — а делают работу вредную, разрушительную и деконструктивную. «Вирусы». Которые при этом ещё и друг с другом иногда конфликтуют, и тогда вообще чёрт знает что.
Когда с этим всем столкнулся во весь рост, прошло первое «а-ааа-ааа!», была набрана некоторая статистика и догадки сменились уверенностью — конечно, начал стихотворные тексты доделывать и переписывать.
Но это дало неожиданно большую нагрузку.
Казалось бы — посидел, стишок пописал. Ну пусть переписал старый. Чего тут?
По факту же к такому переписыванию было довольно сложно подойти — объяснимо включалось прокрастинирование. Объяснимо потому, что этот нехитрый на вид процесс включал изменения в таких глубоких, сильных и «залипших» психических слоях, что после такой «арт-терапии» приходилось долго отдыхать, настраиваться на новое своё состояние.
Приходить в себя, но уже нового себя. Иногда это занимало по нескольку дней.
Что хорошо — в целом, конечно, не было такого, мол — что получится-не получится. Поэзия вместо чего-то сакрального ощутилась и стала ремеслом.
«Кто-нибудь может представить себе слесаря, у которого не собирается автомобиль или пожарного, у которого не тушится пожар.»
— цит. по LiveJournal: Два капитана «копроэкономика».
Если было вдохновение — это, конечно, здорово всё облегчало. Но вдохновение было не всегда.
Иногда даже ставил стихотворные «костыли», «заплатки» — как в программном коде — когда времени/сил в обрез, а чётко понимаешь — «дырку» закрыть надо, потому что через неё они и сливаются.
«Стихотворный говнокод».
Ремесло это оказалось эффективным, насущным, мощным — но очень уж в плане внутренних и внешних ресурсов «затратным».
Поправить одну программу — это подготовка, восстановление, собственно правка. А их сотни. Тут и фактор времени, да и если просто редактировать их последовательно, одна за одной, большую часть времени я буду проводить лёжа на диване в процессе внутреннней перестройки.
А диван стоит в комнате. Комната в квартире. За квартиру надо платить.
Итого, понял — нужна батарейка. А лучше — розетка. В контексте города, «в лоб», задача решалась непростительно медленно. Т.е. практически не решалась.
И такой розеткой стала природа, а имено Фестивальная Поляна.
«Фестивальная Поляна» — это сравнительно новое название. Изначально, это, конечно — поляна Грушинская (в честь Грушина Валерия). И, хронологически, первым из цепи мероприятий, проходящих здесь каждое лето — Грушинский Фестиваль. Именно на него я и отправился.
Тысячи людей десятилетиями собираются здесь, и исполняют стихи под музыку (что называется песнями). На природе, в самых разных жанрах — чаще авторские, бардовские вещи. Как на разных «официальных» сценах, так и просто сидя у костра. Многообразия здесь хватает — есть даже бард-рэп :) (спасибо Васе Уриевскому).
Видимо, именно такая «розетка» — контекст и место для подпитки — и была самой оптимальной. По крайней мере, приехав сюда — понял: я там, где надо.
Люди приезжают с палатками и живут в лесу, играя и слушая музыку. Всё гениальное — просто.
Много людей. Это — даже не основная сцена.
Некоторые — приходят сюда на яхтах. Оборудована удобная «парковка».
Размещаются — с шЫком. Кто во что горазд.
Иные — поскромнее, но с бОльшим юмором.
С юмором вообще здесь нормально.
С самовыражением — тоже.
Вообще, Грушинский фест похож на наш ответ Чемберлену BurningMan'у, который был дан задолго до самого вопроса. Конечно, с местным колоритом.
Хотите покататься на воздушном шаре в ночи? Да пожалуйста!
Ночью фестивальная жизнь продложается. И дело не только в кострах, рядом с которыми так приятно.
Вовсю работают ночные сцены.
Ночью продолжает работать огромное количество «едален», кафе и баров. Выпить можно не только кофе.
Долгое время, к сожалению (а для кого-то к счастью), Грушинский являлся фестивалем с ярко выраженной алко-культурой. Следы этого — повсюду.
Просто предупреждение.
Варенью многие на Груше предпочитают алкоголь.
Да, на фестивальной территории вполне реально встретить настоящего, а не только нарисованного ежа.
Что радует — всё чаще на Груше можно услышать утришское «доброе утро!» в любое время дня и ночи. В фестивальной атмосфере начало чувствоваться некое постепенное всеобщее просветление, а не только повод «набухаться».
Здесь, как говорил герой князя Мышкина:
«…и так прёт. Наяву. Без всякого компота.»
— х/ф «Даун Хаус»
Можно «затриповать» просто от вида на протоку, где паркуются яхты.
А на краю лесной дороги вполне можно увидеть вот такие картины. И другого разного арта, который, как правило выставляет и предлагает непосредственно автор. Нет, покупать не обязательно — хотя можно.
Можно впитать в себя простор и чистое небо.
Можно — лесные тропы.
А можно — песчаные волжские пляжи на близлежащем острове (на который ведёт удобный мост).
Что касается острова. Фестивальная Поляна вполне открыта для посещений в нефестивальное время. Чем мы с друзьями не переминули воспользоваться, встав лагерем с палатками на этом острове ещё на пять дней (привет братьям Якуниным). Сам фестиваль — объяснимо, приятно — но несколько отвлекал.
Когда это — твой вид из окна. Грушинский остров. Ну и до Волги — 20 метров.
Такой формат — это больше общение с природой, нежели с человечиной.
Но и с ребятами пообщался отлично. Когда сидишь вокруг костра, всплывает много историй. Особенно, когда все участники лагеря — психоаналитики :)
Что главное: природная подпитка и творческий настрой места — сработали.
Переписал несколько старых стихотворных «спеллов», выведя их из режима «проклятия» в режим «баффа». Развернув, так сказать, на 180 градусов.
Чтоб вы понимали — про «Улицу Свободы» это было далеко не самое жёсткое. Были тексты, которые не давали набрать вес, склоняли к бессоннице, страхам, насильственной смерти, разрушали дружбу, «утяжеляли» жизнь, склоняли к ошибкам, сбивали чувство времени. Список далеко не полон.
Был такой удивительно иллюстративный фильм — «Ночной дозор», где главная героиня прокляла сама себя. Сильно. И это проклятие показали в виде воронки:
Воронка «самопроклятия». Кадр из фильма.
На момент приезда на Грушинскую поляну, этих стихотворных воронок-проклятий вертелось больше ста, и они хреначили просто во все места.
После «МетаФеста», завершающего фестивальную историю — их осталось около восьмидесяти, причём на большую часть из них уже наложены кое-какие словесные «заплатки» — или они хотя бы просто затронуты вниманием.
И теперь я вполне могу править одну «стихотворную программу» раз в день-два. И при этом остаются время и силы на другие дела.
Да, о «Метафесте». Это — завершающее, финальное событие сезона на Фестивальной Поляне. И, на мой взгляд, самое лучшее.
Лучший дизайн.
Сцены не такие людные — но и музыка на них непопсовая. Как по мне, более лучше грушинской.
На сценах, особенно вечерних — буйство цвета и звука.
В этом году очень успешно запустили электронные ночные сцены. Фестиваль перетекает в open.
Впрочем, чтобы делать музыку — сцена необязательна. Вполне можно сыграть и спеть так.
Даже узоры потрескавшейся на солнце земли — это своего рода музыка.
С самовыражением на «Мете» тоже всё нормально. В лагере вполне можно встретить индейский тотем.
А вместо ленты некоторые предпочитают обозначать лагерь связанными друг с другом лифами.
Алкогольная культура здесь тоже «проскакивает». Но как-то более цивильно, чем на грушинском.
Вообще, можно на 20 метров отойти от лагеря и набрать всё для душистого травяного чаю. Если уж пить.
Здесь многое — получилось. Спасибо атмосфере, природе, людям и музыке этого места!
P.S. Название, как вы, очень надеюсь, поняли — это отсылка к знаменитой детской загадке про лампочку: «висит груша — нельзя скушать». И, конечно, Фестивальный Парк известен именно по «Груше», «покушать» которую у меня тоже получилось.