Рим. Ни по какому поводу
Мы вчера целый день гуляли по Риму, а это очень терапевтичное такое действие. Потому что находишься как бы в разрыве шаблона постоянно. Я попробую вам объяснить, почему. Потому что кажется, что так нельзя, а оно есть. То есть Рим методично - нет, на самом деле хаотично - опровергает твои установки относительно того, как можно и как нужно.
(вспарывает прошивку)
У вас, может быть, иначе, а у меня так. Потому что меня воспитывали в убеждении, что новое хорошо, а старое плохо. Ну, то есть пирамиды, наверное, которые где-то в пустыне стоят, это хорошо, а трущобы это плохо, их надо рушить и строить современные дома. И следить за тем, чтобы они выглядели почище.
(новый мир строить)
А Рим-то нет. Он какой-то одновременно и ветхий, и грязный, и веселый, и красивый. Причем… я не знаю, как это сказать. Когда ходишь по нему, на языке вертится фраза: “Так и нужно”. Вот стоит, допустим, посреди города Пантеон. Ему две тысячи лет - он на них снаружи и выглядит. И у него в крыше огромная дыра, через которую он естественным образом освещается. А во время дождя, конечно, через нее прямо в Пантеон течет вода. На пол, внутрь. И как-то там хитро отводится, но вообще-то льет на пол. А в Пантеоне лежит Рафаэль. Понимаете? Могила Рафаэля там. И это… Ну, я не знаю, как объяснить.
(как бы так и нужно)
В Париже тоже есть Пантеон. Он такой добротной постройки, что надо. И там Вольтер, Руссо и прочие лежат в полной сухости и вообще выверенной температуре, и за вход нужно деньги заплатить. И тоже всё как нужно, но по-французски. Французы не любят руин, они все восстанавливают, и для них трущобы это трущобы. А в итальянский Пантеон вход бесплатный - и вообще, если не знаешь, то видишь просто плюс-минус развалину среди других развалин - вокруг же просто дома, и все такие сикось-накось, чуть белье в окнах не развешено, и в каждом, разумеется, забегаловка.
(итальянская кухня)
Поэтому все одновременно болтаются, жрут, делают селфи, встречаются - и туристы, и местные, и полицейские, и вооруженные до зубов солдаты. Какое-то месиво. А ты идешь и думаешь: ну почему такое очарование? Непонятно.
(карта трещит)
Но вообще понятно, конечно. Потому что жизнь. Острое ощущение жизни возникает при соединении несоединимого. То есть вот тут тебе лежит Рафаэль, и тут же тебе обжорка. Можно встать из-за стола, зайти посмотреть и вернуться обратно. Тут же тебе стоит какая-то полицейская машина вся в решетках, а вокруг нее люди в камуфляже с автоматами - а рядом итальянское мороженое, и все покупают и радуются. Тут же забор, за которым какая-то очередная реставрация, а в забор встроены динамики, ты идешь вдоль - играет классическая музыка. Блин!
(белецца)
Для меня очарование и терапия в том, что я вижу соединение того, что в голове у меня не соединяется. В Италии это как нигде, а в Риме - ибо столица - в особенности. Вокруг базилики Святого Петра во множестве спят бездомные. Я думаю, ну если тебе повезло оказаться в Риме, в Ватикане, как же ты стал бездомным? Если ты спишь в коробках, рваный и грязный, как вышло, что у тебя прямо перед глазами колоннада Бернини?
(не связать)
И еще одно: Рим вскрывает тебя этой красотой. Строго говоря, вот так вот объяснить, чем хороши пьяцца Навона или пьяцца дель Попполо, по-моему, невозможно. Или та же испанская лестница, да можно долго перечислять. Но тебя сражает. Ты приходишь туда, смотришь, испытываешь легкое недоумение, типа ну и о чем был вообще спич, а потом как-то раз, и тебя захватывает. И на всю жизнь - даже когда ты приехал во второй, третий, четвертый раз. Это абсолютно непонятно - ходишь и тебя распирает от счастья по никакому поводу. Вот Рим, жизнь и всё. Доброе утро.