Выдёрныш-8
Однажды я стал виновником аварии с участием целой группы людей. Мне было 19 лет, и я, будучи студентом института, приехал к маме с папой на зимние каникулы. Денёк-другой пообщался с родителями, надёргал из дворового стожка сена, чтобы маме легче было кормить своих овечек и бурёнку, поставленных на зимний «прикол», наколол дровишек из больших чурок, уже неподъёмных для отца, и стал беспокоиться о желанных встречах с девушками.
Меня потянуло на люди, а это значит, – на танцы, в сельский клуб. Но какие танцы зимой, когда молодёжи мало, и сельский досуг дышит на ладан? Кто-то из парней, столь же неприкаянных, как и я, сказал среди разговора, что в соседнем посёлке всё гораздо многолюднее нашего, туда, мол, собирается молодёжь со всех окрестных деревень, и надо отправляться именно туда.
Но вот на чём отправляться? Всё-таки немалое расстояние для зимней дороги, – километров двенадцать с гаком… Чтобы нанять машину хотя бы на десять – пятнадцать человек, нужно было скинуться на Рябого Саню, который водил колхозную полуторку под брезентом, и частенько оставлял её у себя на дворе, не загонял в гаражи. Начальство об этом знало, но смотрело сквозь пальцы на такое нарушение, и даже соглашалось на его левые приработки, лишь бы только удержать молодого водителя в колхозе.
Для переговоров делегировали меня, как «пана студента» и просто активного товарища с подвешенным язычком… Снабдили определённой суммой денег и стали ждать моего возвращения.
Саня сначала отказался, а потом вдруг заявил: деньги, конечно, хорошо, но ему бы выпить на дорожку! Я стал укорять и вразумлять его, мол, категорически нельзя этого делать, людей всё-таки повезёшь… А по тем временам купить водку поздним вечером было практически невозможно, магазин закрывался рано, с первыми же зимними сумерками. Но Саня стоял на своём…
Дома у меня была привезённая из города поллитровка «Столичной» (как раз намеревался назавтра распить её с батей). Поколебавшись, я всё-таки решил употребить свою «драгоценность» в качестве аргумента в пользу поездки на танцы. В тайне от бати я уволок свою «столичку» водителю…
Саня обрадовался, – и тут же, возле машины, выпил всю её из горлышка! Никто этого не видел, кроме меня, но мне страсть, как хотелось поехать на танцы, поэтому я заглушил в себе и голос тревоги, и голос такой тонкой материи, как совесть…
Когда ребята садились «шумною толпой» в машину, я попросил двух самых серьёзных, на мой взгляд, парней сесть в кабину, чтобы приглядывать за водителем, если тот вознамерится вдруг полихачить. О выпитой водке я, разумеется, промолчал…
Сам я сел последним, оказавшись, таким образом, на стыке заднего борта и брезентового тента, нависавшего сверху своеобразной «коробочкой»… Был тёплый февраль, и дневные «протаинки» на дорогах, на травных поверхностях и даже на коре деревьев становились после захода солнца ледяными и скользкими. Гололедица, одним словом! Вот по такой дороге мы и помчались в соседний посёлок.
На первом же повороте машину занесло, и в дерево ударился своей угловой частью тот самый задний стык борта и брезента, возле которого сидел я. Не хватило какого-то сантиметра, чтобы напрочь отсечь мне ладонь, которой я держался за борт! Меня лишь окатило коротким снопом искр, а машина благополучно проскочила этот первый поворот.
«Удача» только раззадорила пьяного водилу, и он заметно прибавил скорости. Мы стали стучать сквозь брезент по крыше кабины, требуя остановиться, но Сане уже всё было нипочём! На втором повороте машина со всей скоростью влепилась бампером в огромное придорожное дерево, пополнив статистику ГАИ лобовым столкновением…
Омерзительный тупой удар и мгновенное пресечение движения мой организм запомнил на всю жизнь! (Когда я потом вспоминал его, я почти терял сознание…) Меня от заднего борта каким-то невероятием вытянуло из-под брезента… и прошвырнуло над машиной, минуя дерево, метров на двадцать вперёд, где жесточайшим образом приземлило в аккурат на задницу! (Чем не приключение на свою ж..у?)
Сначала, в горячке, я встал, но затем сам же и заставил себя лечь, понимая, что могу в состоянии шока просто не почувствовать боли, – и, значит, навредить своими телодвижениями возможным ранам и увечьям…
Фарный свет был погашен (вероятно, от силы удара), и было слышно, как из машины, с лёгким и беспечным журчанием, вытекает какая-то жидкость. Наверное, бензин… А, может, кровь? Одна эта мысль заставила меня подняться!
Кругом, во мраке ночи, стояла жуткая тишина, только таинственное журчание по временам разбавлял неразборчивый, тонкий хрип, какой бывает у сытой утки во сне… Ни единого стона, ни малейшего призыва, – точно я находился в абсолютном безлюдье! Неужели все были без сознания?
Но постепенно всё оживилось, кто-то, как и я, стал в растерянности колобродить близ машины, кто-то уже вовсю стонал, и совершенно не понятно было, что же теперь нужно делать? Я крикнул, чтобы не зажигали спички, потому что опасался возгорания или даже взрыва, если всё-таки вытекал бензин.
Побежал с двумя парнями на ближайший хутор, в слепой надежде, что там окажется телефон (ведь мобильников тогда ещё не было). На наше счастье, в третьем, последнем доме хутора, нашелся телефон, и мы дозвонились в районную «скорую»…
Пока мы бегали, из машины всех раненых и увечных более счастливые товарищи вытащили на обочину дороги, и выложили ими почти целый ряд между деревьями, человек шесть, не меньше. Убедившись, что все живы, я, наконец, облегчённо вздохнул! И тут же меня охватил жаркий гнев на водителя, расхаживавшего возле своей кабины, как ни в чём не бывало (у него только нос был разбит)! Но я вовремя остановил себя, потому что я знал тайного виновника несчастья…
Когда «скорая» увезла в два захода наш импровизированный «лазарет» в больницу, мы, кто остался на своих ногах, засобирались возвращаться домой. И тут меня настигло последствие моего полёта и жёсткого приземления: мне парализовало поясницу, как бывает иногда при острейшем радикулите! (Потом уже обнаружили и грыжи Шморля в позвоночнике, и люмбализацию в области таза, но это было потом).
Я застыл, согнувшись в три погибели, и крикнул остальным, чтобы они отправлялись по домам, а я догоню их попозже. Слава богу, темнота скрадывала мою согбенность, и оставшаяся группа «добрых молодцев», наконец-то, покинула место аварии. Мне вовсе не хотелось, чтобы меня доставили к родителям «по ручки», и перепугали бы их в этот ночной час.
Я поплёлся самостоятельно, со стонами и вскрикиваниями, и к утру был дома, невероятно уставший и внутренне опустошённый, как выжатый лимон. Прополз, по возможности, без лишних звуков, на свою кровать, – и провалился в сон…
Разбудил меня голос отца, гневно разговаривавшего с матерью:
– Этот сопляк чуть сам не погиб, и едва не погубил целую машину людей! Чувствовалось, что батя уже всё знал, был потрясён и обескуражен случившимся.Он заглянул в мою комнатку и увидел, что я не сплю. Хотел было выплеснуть на меня всю силу гнева, клокотавшего в нём, но сказал только одну фразу, хлестанувшую по мне, как бичом:
– А я думал, что ты умнее…
И ушёл, хлопнув дверью. Было слышно, как прерывисто заплакала мама…
Оттого, что всё, в конечном итоге, завершилось благополучно, уголовное дело замяли, так как ни от кого не было заявлений. Промаявшись в молчаливых думах ещё несколько дней в родительском доме, я уехал продолжать учёбу, стараясь делать вид, что мне нисколько не больно, и я абсолютно здоров. Но мама, как мне кажется, всё видела и молча подавляла слёзы, чтобы не напрягать обстановку в доме…
На самом деле, спина с тех пор стала постоянно мёрзнуть, и если не удаётся её как следует согреть (а лучше всего для этого подходит протопленная лежанка!), начинаются боли.
Это стало для меня не просто тягучей физической болью и серьёзным душевным дискомфортом, но и постоянным напоминанием о бренности нашего бытия, напоминанием о том, что человеческое недомыслие и безответственность в любой момент могут стать причиной гибели не только самого человека, но и окружающих его людей, и даже –всего глобального мира!
("Молодо-зелено" (личная рубрика Моя Каждодневность), 26 августа 2017)
источник фото - с хостинга Радикал.ру
Выдёрныши по порядку: