Вектор Виктора Астафьева

Подростковое школьное сочинение было превращено в рассказ «Васюткино озеро», появившийся, как и другие первые рассказы В. Астафьева в журнале «Чусовой рабочий»…
Война и деревня – два вектора, сложно сошедшиеся в космосе писателя, определили силовое поле его прозы: ставшей веховой в истории русской литературы советского периода.
«Стародуб», «Перевал», «Звездопад» - словно собирались из тех камней, что можно встретить в лесах: лобастых, больших, покрытых мхом времени.
Шероховатость и шершавость становились мощными средствами выразительности; и древесина прозы обрабатывалась своеобразно: со специально оставляемыми, не обструганными фрагментами – чтобы ранили сильнее читательское восприятие, не давали возможности пройти мимо, врезались в память.
Зоркость к деталям была необычайна: точно своеобразные окуляры направлены были на действительность, дабы высветить самое характерное, и дать через деталь многое; живая плазма слова бурлила: казалось, мозг писателя словно был переполнен ими: жаждущими свободы воплощения.
Взгляд на войну передавался через восприятия простого солдата: на котором всё и держится; иногда – младшего офицера; и обезличенный Ванька-взводный, выдерживающий колоссальную нагрузку, что бы ни происходило, - уникальный собирательный образ Астафьева, знавшего окопную правду изнутри: как и наждачную её сторону, резко и грубо обрабатывающую души.
«Царь-рыба» - роман в новеллах; повествование столь же глобальное, сколь и провидческое: в центре своём лелея Игнатьича: умелого и уважаемого в деревне рыбака, разоблачает жадность, жажду наживу, затягивающий омут потребления любой ценой – разоблачая невозможное, потребительское отношение к природе: дающей жизнь, поющей сотнями голосов; производящей – в том числе – великолепных таких чудовищ – как царь-рыба: осётр…
…а вот взвод лейтенанта Бориса Костяева: который среди прочих соединений участвует в бою против прорвавшего оборону противника.
Взвод, останавливающийся после боя на хуторе, хозяйка дома – Люся, краткое счастье любви в недрах продолжающейся войны: так строится сюжет «Пастуха и пастушки»: пасторали, по определению писателя.
Современной пасторали, уходящей жарким составом любви и тоски в вечность, где может быть, уютнее, чем на земле…
Пронизывали токи небесные тёртые, мощные книги Астафьева, знавшего, по его словам, богословие весьма не плохо?
В сильной мере: согревая теплом и лиризмом; даже тогда, когда, казалось бы, выхода не было…
Роман «Прокляты и убиты» не мог быть закончен: ибо дёготь войны не смывался из памяти, и новые и новые образы, выходившие на сцену, чтобы погибнуть, подтверждали невозможность забвенья.
В. Астафьев возводил храм книг: мощно увеличивая своды, расширяя пределы, внося новые и новые детали: и храм этот велик, и, словно через прозрачный его купол, льются лучи вечности в феноменальное строение, созданное из книг.

Александр Балтин